«Верую, ибо нелепо» – это же ахинея.
Зато в остальном…
Нет, Бэкон не засобирался с немедленным отъездом из русской столицы. Вместо этого он попросил меня… сделать его своим учеником, и молодость преподавателя его не остановила.
Я согласился, но сразу оговорил, что смогу заняться этим лишь в Костроме, а сейчас мне дорог каждый день, поскольку предстоит еще очень и очень много работы, а со временем худо.
Но пока, чтобы философу не сидеть без дела, я предложил Бэкону тоже поработать на благо новой для него страны, напомнив англичанину наш самый первый разговор, состоявшийся в Думной келье.
– Но законы издает правитель, – замялся Фрэнсис. – Не получится ли так, что весь труд пойдет прахом, ибо царевич Федор Борисович хоть и является престолоблюстителем, но не в силах ни изменить, ни отменить уже существующее?
– За это не беспокойся, Николаич, – заверил я его. – Главное, чтобы они были, а потом мы их подскажем Дмитрию Иоанновичу, вот и все. – С улыбкой добавив: – Говорят, он мудр и не чурается ничего нового, так что должен прислушаться к словам, от кого бы они ни исходили.
По его лицу было заметно, что моя непоколебимая уверенность хоть и несколько поколебала скепсис философа, но не развеяла до конца его сомнения, но сэр Фрэнсис благоразумно предпочел их оставить при себе.
Но тут сразу выяснилось другое: он не знал, с какого боку подступиться, поскольку парламентскую систему предстояло не совершенствовать, а куда круче – создавать с нуля. Да и с магдебургским правом тоже хватало сложностей.
Словом, приходилось как-то изыскивать время для ежедневного общения с Бэконом – что сделано, в чем заминки, каким образом он предлагает их устранить, где при этом видит помехи и так далее.
По счастью, Дмитрий продолжал медлить со своим прибытием в столицу, так что я хоть и с огромным трудом, но успевал выполнять намеченную программу действий и по сбору мастеровых людей, и по тем, кто должен был остаться в Москве на нелегальном положении. Это касалось не только моих бродячих спецназовцев, но и людей бывшего хозяина тайного сыска всея Руси…
Привезенный из своей недолгой ссылки Семен Никитич Годунов успел натерпеться всякого и вообще чуть не умер. Охрана, которая вывозила его в Переславль-Залесский, вела себя с некогда всесильным боярином бесцеремонно и очень нагло.
Обязанности так тяготили стрельцов, тем паче приставов, да вдобавок еще и соответствующие инструкции, полученные от Бельского и Басманова, были столь расплывчаты, особенно касаемо возможной смерти старика, что они принялись чуть ли не с самого первого дня ее ускорять.