Такая некруглая цифра была выбрана мною неслучайно, поскольку я решил загружать в каждый сундук ровно по полторы тысячи рублей. Но если отвешивать двести пятьдесят фунтов, выйдет несколько больше, а так получалось почти полторы, даже с легкой недостачей в виде полтины и одной деньги-московки.
– То тебе с каждого сундука за труды и радение… на семечки, – расщедрился я, решив не мелочиться – уж очень скорбный вид имел Меньшой-Булгаков, наблюдая за стремительным процессом опустошения моими бравыми молодцами объемистых ларей.
– На что? – проблеял дьяк.
Ах, ну да, семечек еще нет. Хотя погоди-ка, а тыквенные? Или они тут называются иначе? Но на всякий случай поправился:
– На сласти, – гадая, а выдержит ли его сердце дальнейшее разорение.
Меж тем очередной доверху заполненный сундук быстро захлопывался, запирался и опечатывался Еловиком Яхонтовым, которому я временно поручил заведование печатью.
Тут же еще одна пара специально подобранных мною самых здоровенных ратников выносила его на улицу, где уже ждали подводы, которые по мере загрузки одна за другой катили к Запасному дворцу, под надежную охрану полка, проживавшего в нем.
С тридцатью сундуками мы управились буквально за три часа – дьяк только глаза таращил, после чего настала очередь золота.
Вообще-то цена его, как я предусмотрительно выяснил, была разная, причем все зависело от… цвета.
Например, огненные угорские цехины и рыжие фряжские флорины ценились несколько дороже, чем высокопробные, но бледно-желтого цвета польские дукаты, а также английские соверены и кроны. Испанские реалы и французские экю стояли примерно посредине.
Но не возиться же, отбирая монеты пожелтее. Лопаты в руки, и посыпались в пустые сундуки без разбору тяжелые португальские с крестом, английские корабленники и новенькие юнайты Якова I, генридоры и экю, дукаты и цехины, пиастры и песо…
Греби как попало, ребята, потом разберемся. Потом – в смысле в Костроме.
Тут управились куда быстрее – восемь сундуков по сто шестьдесят три фунта в каждом заполнили за час.
– Кажись, все, – печально и в то же время с некоторой долей облегчения подытожил дьяк, после того как был опечатан последний, восьмой сундук.
Я сочувственно посмотрел на него – бедный, не знает, что его ждет впереди, и… возмутился:
– Как это все? Считай сам. Сорок пять тысяч серебром и пятьдесят золотом. Итого девяносто пять, а в грамотке указано – сто.
– Дак ты яко злато считал? – не понял он. – Ежели по полтине за золотник, то…
– Ай, нехорошо царевича обманывать, – покачал головой я. – Золотник золота стоит тринадцать алтын и две деньги, так что ты Федора Борисовича не сбивай – все равно не дозволю.