В деревне Оапатураэ во дворах было несколько поменьше людей, чем обычно, из-за страшной эпидемии чумы, поразившей почти весь Юг. В городах обычных людей смертность доходила до трех четвертых, в городах ненасильников и в деревнях людей до половины населения. А здесь (да и в других деревнях Древних тоже) жителям удалось быстро справиться с болезнью, но один из дворов сохранить не успели: все взрослые умерли, а выжившие дети еще не могли ни поддерживать ауру гармонии, ни представлять биоценозу новых поселенцев двора. Теперь священники каждые несколько дней отмаливали этот участок, но проклятие смерти (из-за которого живые существа начинают быть враждебными к людям, самые безобидные растения становятся ядовитыми) будет снято лишь через дюжину лет, и тогда двор смогут заселить те, кто найдут общий язык с биоценозом, тем самым образовав новую семью.
Деревня стояла в паре верст от моря, и несколько хорошо замаскированных тропинок вели к мангровым зарослям, где жители деревни ставили ловушки на рыб, которым не повезет в них попасться, собирали растения и планктон. Но этот промысел был для них вспомогательным, так же как и ловушки на диких зверей, ставившиеся на границах защитной зоны деревни, где биоценоз уже не был бешеным.
В одной из семей готовились к рождению ребенка. Уже было известно, что родится мальчик, и что его аура не враждебна ауре матери и семьи. А насчет ее согласованности с участком Судьба и счастье новорожденного покажут потом. Первое не слишком удачное, хотя и мелкое, событие случилось при родах. Все прозевали момент, когда мать, Эотею, начнет рожать, и пришлось не вести ее на Внешнюю площадь, а быстрее звать цирюльника. Пришедший подмастерье обрезал пуповину, а обработали и заклеили рану уже местные целители. Как и положено, подмастерью заплатили два медяка, накормили и напоили его, дали с собой продуктов и вина, а одна из женщин, почувствовав временную гармонию с ним, как следует обняла его на лужайке хутора (это уже не было обязательным, хотя и случалось довольно часто, особенно в ситуации, когда чужак проходил внутрь деревни, и гармоничнее всего было завалить его не относящимися к делу приятными впечатлениями). Старший семьи, почтенный старец НгелоЖлу, проводил полупьяного и полузадушенного чужака, качающегося от хмеля и от приятной усталости, до Внешней площади, попутно забалтывая его и отводя глаза, чтобы тот случайно не запомнил дорогу.
Еще в утробе матери ребенку, когда он начинал пинаться, пели успокаивающие песни, а если это не прекращалось, звали сельчан с хорошими духовными способностями. чтобы внушить ему отвращение к любому насилию. Кроме того, прислушивались к его ауре и совместимости с матерью. Ведь бывает, что ребенок сразу начинает иммунно, духовно или психически враждовать со своей родительницей, и, если такому ребенку повезет выжить и родиться, нужно будет как можно быстрее подобрать ему женщину, к которой он не испытывает несовместимости, чтобы она растила его как мать. Когда мать выходила на свой участок, она прислушивалась также к реакции биоценоза на новое существо внутри себя, и была рада тому. что высшие животные буквально льнули к ее животу, стремясь совместить свою ауру с аурой младенца. Так что здесь никаких проблем не предвиделось.