— Журналист? — хором спросили мы и расхохотались.
— Вот уж воистину, — вытирая слезы, сказал я, — какого черта ты к этому киоску полез? Искал творения собратьев по перу?
— Да нет, как-то автоматически. Я и не подумал, — ответил Ингвар и посмотрел на разбитый киоск. — Да, — улыбнулся он, — скрытая тяга к печатному слову, наверное.
— Ладно, журналист, — сказал Айвар, — времени мало, идем твою машину глянем.
Пока они копались с машиной, я осматривал окрестности. Какой-то морф мелькнул между домами, но к нам не полез. Умный… Минут через пятнадцать мужики закончили копаться с машиной, и мы тронулись к окраине города.
На выезде притормозили — перекурить и пообщаться в более спокойной обстановке. Ингвар даже кофе сварил на газовой горелке. Пока закипала вода, успел рассмотреть его транспорт, заметив на заднем сиденье длинный оружейный чехол и несколько рюкзаков.
— В общем, так теперь и живу, — рассказал он. — Мотаюсь по Прибалтике, делаю репортажи. Записываю рассказы выживальщиков. Изредка попадаются очень любопытные люди. Набрал ворох интересного материала, по идее, на хорошую книгу, если бы не пигедец.
— Если бы не что? — спросил я.
— Пигедец, — повторил он. — От слова Армагеддон и п**дец. Если сложить вместе, то получится пигедец. На мой взгляд — очень точное определение случившегося.
— Метко, ничего не скажешь, — усмехнулся Айвар. — Представляю, как ты жалеешь, что не можешь об этом написать в своей газете.
— Увы, — улыбнулся Ингвар, — место журналиста я потерял еще до всего этого. Оказался, по уверению сильных мира сего, непригоден к сей древнейшей профессии.
— Это почему? — спросил я.
— Имел неосторожность написать то, о чем все говорили. Все знали и болтали, но писать в нашем демократическом мире о таких вещах нельзя. Точнее — можно, но, как видите, чревато.
— Позволь, я угадаю, — прищурился Айвар и оперся на капот: — Про педофилов статью написал?
— Именно так! — шутливо раскланялся Ингвар. — Я имел честь написать небольшую статью, — он посерьезнел, — про свору извращенцев. Думаю, что моя версия событий была близка к истине. Меня, естественно, попросили больше не утруждать себя этим ремеслом. На мое счастье — или несчастье — грянул пигедец, и теперь никто не может мне запретить писать то, что я хочу. Правда, и публиковать мою писанину негде, — грустно закончил он.
— Весело, — сказал я. — А дальше куда собрался?
— Куда глаза глядят. Я, как Mad Max из старого фильма, езжу, пока есть бензин, и ищу его, когда он подходит к концу. Несколько раз пытался примкнуть к людям, но характер… И я отправляюсь дальше.