— Главное, власти эти под одно крыло брать не надо — каждый за свое отвечать должен. Суд — за справедливость, внутренняя сила — за порядок, внешняя — за защиту от врагов, умные люди да старейшины — за законы, печать, хм-м... это те, кто книги будет печатать...
— Это как? — удивился Радимир. — От руки пишут, а не печатью какой, ту токмо для указов разных князь ставит как знак свой.
— А вот так же и печатать можно, — отвлекся Иван. — Вырезается много буковок, набирается из них одна страница, другая, третья. Макают их в чернила да на лист бумажный, как ту же печать, и ставят. Сразу много листов напечатать можно.
— От какое дело, — загорелись глаза у Радимира. — Об этом мы с тобою потом потолкуем.
— Поговорим, а как же, зима впереди долгая, — кивнул полусотник. — Так вот, у многих должна быть возможность сказать свое посредством этих букв печатных. Продадутся многие, чтобы не свое слово, а чужое донести, да почти все, считай. Будут говорить за того, кто больше заплатит, но без печати все равно нельзя. Один да найдется тот, кто правду донесет до людей. И на эту власть над мыслями людей тоже замахиваться нельзя. А только помогать тем, кто слово правдивое несет, даже если обидное слово это будет для Петра того же.
— Мыслишь, Петр под себя грести будет на службе своей? — нахмурился Трофим. — Зря я тебе сказывал историю его, втуне все пропало.
— Да нет, Трофим Игнатьич, не пропало, — возразил Иван. — Не только о Петре я, но и о тебе. Нельзя тебе вмешиваться, к примеру, в дела тех, кто законы вершит, только отвергнуть их указы можешь. И в дела суда стараться не лезть. Зато и положительная сторона в этом есть: коситься на тебя никто не будет за свершения их. А вот силой всей распоряжаться... это будет именно твоя первая задача. Да и не о тебе даже я говорю, а о будущих поколениях. Мало ли кто захочет все к рукам прибрать и творить, что ему вздумается. А от того кровушка льется ой как. Те же князья...
— Нишкни, Иван! — стукнул клюкой Радимир. — То божья власть! Не смей!
— И я тебе про это говорил, — многозначительно произнес воевода. — Успокой язык свой, до добра он тебя не доведет. А насчет власти так скажу: я и не суюсь в мирские дела. Иначе, окромя суеты и замятни, не будет ничего.
— Так это я только при вас язык свой распускаю, — согласно развел руки в стороны Иван, но продолжил гнуть свое. — А по поводу... божьей власти одно скажу, Радимир: от бога власть в усобицах не бьется. Вот Мономах сидит сейчас крепко, и дай бог ему еще править так многие лета. И то распри меж князей идут. А вот придет после него слабый правитель — и что?