Василий с увлечением наблюдал, как лился в каюту поток синеватой жидкости из трубки баллона с жидким воздухом. Жидкость эта словно взрывалась, она расплескивалась во все стороны, превращаясь сразу в облачко пара, которое медленно таяло. Стрелка барометра постепенно возвращалась обратно, к показателям нормального давления. Но теперь она не спешила, как раньше; она медленно проходила деления циферблата, едва передвигаясь.
— Сколько уже? — послышался голос Рындина.
— Семьдесят, Николай Петрович.
— Сейчас приду к вам.
— Я одного не понимаю, товарищ Сокол, — проговорил Василий. — Как будто бы внутреннее помещение ракеты герметически закрыто от тех коридоров, которые отделяют его от наружной стенки…
— Ну!
— А метеорит пробил лишь наружную стенку…
— Ну, и что же?
— Значит, сквозь дырку мог пройти лишь тот воздух, который был между внешней и внутренней стенками ракеты, в тех коридорах. Из внутренних герметически закрытых помещений воздух не должен был бы выходить. А он все время выходил… и свистел… Как же так?
— Причина этого в том, что герметичность — понятие очень неточное. Для земных условий наше внутреннее помещение закрыто герметически, и воздух не может проходить сквозь двери. Но давление воздуха в коридорах между стенками мало чем отличалось от обычного, потому что люки наружной стенки закрыты уже совсем, абсолютно герметически. А когда метеорит пробил дырку в наружной стенке, то в коридорах давление воздуха упало до нуля. И внутренние наши, так называемые герметические запоры начали пропускать воздух. Очень медленно, но и этого было достаточно, потому что слишком большой сделалась разница давления. Если бы не герметичность запоров, то воздух из средины ракеты вышел бы сразу, и мы не успели бы даже надеть скафандры… Но вот и Николай Петрович.
Двери навигаторской рубки открылись. На пороге стоял Николай Петрович. Его лицо было хмурым, брови сдвинулась. Жестом Рындин показал: долой скафандры!
Быстрыми движениями его спутники сняли шлемы, с удовольствием втягивая в легкие свежий холодноватый воздух, пахнущий морозом. В каюте было очень холодно, должно быть, градусов пять ниже нуля: отопление еще не успело как следует поднять температуру после исчезновения воздуха.
— Что еще случилось? — беспокойно спросил Сокол.
Голос Рындина звучал очень спокойно — так подчеркнуто спокойно, как бывает только во время большой опасности. Академик пощипывал свой ус:
— Метеорит сбил нас с пути.
— Как?..
— Сбил?..
— С пути?..
Три удивленных восклицания раздались одновременно. Три встревоженных лица смотрели на Николая Петровича, который покручивал седой ус и говорил дальше все так же спокойно: