- А потом в Москву?
Ответа на свой риторический вопрос Виллерс, конечно, не получил. С таким же успехом он мог задать его бетонным стенам, стальным дверям и решеткам на окнах. Они оба легли на свои кровати.
- Вся моя жизнь была сплошным разочарованием, - задумчиво сказал старик. - Когда я был в Англии, нас возили в Оксфорд. - Он зевнул. - С тех пор я всю жизнь мечтаю о том, чтобы однажды вернуться туда.
- Ах, Оксфорд, Оксфорд... - мечтательно произнес Виллерс. Удивительный городок.
- Вы его хорошо знаете?
- Там училась моя жена. После Сорбонны. В колледже Святого Гуго. Она наполовину француженка.
Левин приподнялся на локте.
- Удивительно... Извините, но вы не похожи на женатого человека.
- А я и не женат, - откликнулся Виллерс. - Больше не женат. Несколько месяцев назад мы развелись.
- Сочувствую вам.
- Не стоит. Как вы уже сказали, жизнь - сплошное разочарование. У каждого к ней свои требования, и именно это затрудняет отношения между людьми, особенно между мужчиной и женщиной. Пусть феминистки говорят что угодно, однако разница между нами есть.
- Мне кажется, вы ее все еще любите.
- Без сомнения, - ответил Виллерс. - Потому что любить проще. Куда тяжелее жить вместе.
- Ну и почему же это произошло?
- Во всем виновата моя профессия. Борнео, Оман, Ирландия. Я побывал даже во Вьетнаме. Вот уж где мы были совершенно не к месту. И однажды она мне сказала: "Хорошо ты умеешь делать только одно: убивать людей!" А потом настал день, когда она уже не могла этого выдержать.
Левин молча откинулся назад, а Виллерс, подложив руки под голову, уставился в потолок и отдался мыслям, которые не хотели его покидать и с наступлением ночи.
Он проснулся сразу, услышав шаги и голоса в коридоре. Свет в камере на ночь не выключили. Виллерс бросил быстрый взгляд на свои часы "Ролекс", которые почему-то не отняли при обыске, и заметил, что Левин заворочался на своей кровати.
- Что там за суета? - спросил он.
Виллерс встал и подошел к окну. Месяц взошел на звездном небе, пустыня светилась каким-то зловещим светом. МИГи были похожи на плоские силуэты, вырезанные из черной матовой бумаги. Господи, подумал он, что-то должно произойти. Желудок его свело нервной судорогой.
- Что происходит? - прошептал Левин, когда загремел засов.
- Я только что подумал, - сказал Виллерс, - что побег, даже если он кончится пулей в спину, все же предпочтительнее Лубянки в Москве.
Вдруг дверь рывком распахнулась, и в камеру вошел сержант в сопровождении араба с большим деревянным подносом в руках, на котором стояли две миски с супом, черный хлеб и кофе. Араб, хотя и пригибал голову, казался Виллерсу странно знакомыми.