В то утро Сибил снова забыла рассказать тете Лоре про господина Старра и про деньги, что она заработала, — такая солидная сумма, и так мало усилий! Она поежилась, представив, как отреагировала бы ее тетка, ибо она не доверяла незнакомцам, а в особенности мужчинам… Сибил надеялась, что если она расскажет тете Лоре вечером или завтра утром, то постарается убедить ее, что в господине Старре было что-то доброе, доверительное и почти детское. Над ним можно было смеяться, но, вместе с тем, смех был как-то неуместен.
И, хотя он выглядел мужчиной средних лет, создавалось впечатление, что очень долго он был где-то изолирован, защищен, находясь вне взрослого мира. Невинный, сам по себе и ранимый.
Сегодня он снова предложил Сибил предварительную плату, а Сибил снова отказалась. Ей бы не хотелось говорить господину Старру, что, если он заплатит заранее, она может соблазниться и сократить сеансы еще больше.
Неуверенно господин Старр сказал:
— Блейк? Вы можете рассказать мне… — Здесь он замолчал, словно формулируя случайно пришедшее ему в голову вдохновенное понятие, — о своей матери?
До этого Сибил не обращала особенного внимания на господина Старра. Теперь же она открыла глаза и прямо посмотрела на него.
Возможно, господин Старр не был слишком древним, как она думала, то есть не такой старый, каким изображал себя. У него было интересное лицо, странно-шероховатое — кожа как наждачная бумага, — очень болезненное, бледное. Над левым глазом на лбу маленький шрам, в форме вопроса. А может, это родимое пятно? Или, менее романтично, кожный дефект? Может, его шершавая, колючая кожа была результатом прыщей в детстве и ничего больше.
Его неуверенная улыбка обнажала крепкие влажные зубы.
Сегодня господин Старр был без головного убора, и его тонкие, блестящие, невозможно-серебристые волосы взъерошил ветер. На нем была простая, не поддающаяся описанию одежда: рубашка слишком велика, жакет цвета хаки с засученными рукавами. Наконец Сибил могла разглядеть сквозь темные стекла очков его глаза. Они были маленькие, глубоко посаженные, умные, блестящие, под глазами мешки и тени, словно синяки.
Сибил содрогнулась, прямо глядя в его глаза, как в чужую душу, когда она не ждет этого.
Сибил глотнула и медленно произнесла:
— Моя мама… не живая.
Странный способ говорить! Почему не сказать прямо, нормальными словами: моя мама умерла.
Долгие тяжелые минуты. Слова Сибил повисли в воздухе, как будто господин Старр, обескураженный своей собственной ошибкой, не хотел слышать.
Извиняясь, он быстро сказал:
— О, понимаю, очень сожалею.