Тем не менее она остается самой жестокой из шекспировских пьес, за исключением, может быть, «Тимона Афинского»; многие склонные к романтизму биографы Шекспира предполагают, что в разгар работы над ней драматург перенес некое «нервное расстройство». Подобное утверждение далеко от истины. Его взгляд никогда еще не был так точен и остер. Однако в изданиях пьесы наблюдается некоторая неразбериха. В кварто пьеса именуется «историей», а в эпистоле к этой книге «Троил и Крессида» названа комедией; в изданном позднее фолио она определена как «трагедия». Это свидетельствует о том, что восприятие финала и основной тональности повествования неоднозначно.
Вот почему ошибкой было бы полагать, будто Шекспиром при выборе темы произведения руководили какие-либо личные мотивы. Ничто в его жизни и карьере не указывает на то, что выбор сюжета или темы обусловлен чем-то иным, кроме намерения развлечь публику. Он ничего не «сообщает». То, что он обратился в своей пьесе к Троянской войне, объясняется соперничеством между театрами. В 1596 году «Слуги лорда-адмирала» поставили пьесу, которая у Хенслоу обозначена просто как «Троя». Три года спустя Томасу Деккеру и Генри Четтлу было заплачено за пьесу под названием «День Троила и Криссы» а позже за пьесу «Агамемнон» (поначалу записанную в документах как «Троиллес и Креседа»). Мы видим, что несчастная судьба троянской пары стала частью новой театральной действительности. А потому вполне вероятно, что «Слуги лорда-камергера» попросили Шекспира написать драму на ту же тему. Однако, едва он взялся за работу, мощь его гения вступила в тайный сговор с движущими силами эпохи. Его слова обладали магнетизмом. К ним притягивались мельчайшие частицы рассыпающейся в прах придворной культуры и приходящего в упадок мира, где правили доблесть и благородство.
Королева умерла. Да здравствует король! Елизавета скончалась в два часа утра 24 мата 1603 года; девять часов спустя к придворным и знати, столпившимся на западной стороне Хай-кросс в Чипсайде, вышел канцлер Сесил; выслушав его заявление, собравшиеся закричали: «Боже, храни короля Якова!» Как сказал один из придворных, цитируя псалом: «Ночью нас посетило горе, но наутро радость»[347]. Узники Тауэра также узнали новость, и среди прочих Саутгемптон, который возликовал. Его, приговоренного Елизаветой к пожизненному заключению за участие в мятеже Эссекса, новый король вскоре освободил.
Король Яков долго добирался в столицу из Шотландии и прибыл во дворец в Гринвиче только 13 мая. Спустя шесть дней была выдана патентная грамота «в пользу Лоренса Флетчера и Уильяма Шекспира…» разрешавшая им представлять спектакли «для развлечения наших дорогих подданных и для нашего утешения и удовольствия, когда нам будет угодно их призвать», в их театре «Глобус» а также во всех других городах и поселениях королевства. Они больше не назывались «Слугами лорда-камергера». Они стали теперь «Слугами короля». Прошло еще несколько месяцев, и их произвели в королевские камердинеры, и их социальный статус значительно возрос. Им пожаловали право, а вернее, вменили в обязанность носить ливрею, состоящую из фиолетового камзола, облегающих штанов и плаща. Главный хранитель королевского гардероба составил список на получение четырех с половиной ярдов пурпурной ткани, и первым в нем значился Шекспир.