– И война облегчит вам найти простое решение всех ваших проблем. – Он указал кивком головы на ряд ленточек от медалей на мундире Ломакса. – Кажется, вы активно вели себя на войне.
– Можно так сказать.
– И вы довольны этим?
Ломакс с неохотой улыбнулся:
– Да так, на свой лад.
– Готовность убивать. Очень важно для солдата. – Ван Хорн вздохнул. – Как странно, что одно и то же слово может означать разные вещи. Для меня война – это окопы, грязь и мерзость, жестокость и смерть в невероятных размерах. Вымерло целое поколение. Иногда я чувствую себя человеком из другой эпохи, каким-то анахронизмом.
– А что же тогда я?
– Вы? Высадка под покровом темноты, ночные действия, преследования в горах. – Ван Хорн пожал плечами. – А через неделю вы будете сидеть в главном баре Шепхерда и пить, отмечая очередную награду. Я сильно подозреваю, что в тот день, когда кончится война, вы не будете знать, что с собой делать.
– Вы лишь забыли об одной мелочи. Всех офицеров секретных служб, попадающих в плен, автоматически расстреливают. Это прямой приказ немецкого верховного командования, действующий уже два года. Это добавляет определенный элемент риска.
– Правильно. Но жизнь – это действие и страсть, и человек вынужден между ними выбирать, если ему грозит смертельная опасность. – Он улыбнулся и снова сел в кресло. – Что-то меня снова одолевают эмоции. Это во мне писатель взял верх. Но как бы то ни было, эти слова первым сказал Оливер Уэнделл Холмс.
– А я мечтал когда-нибудь стать писателем. Вот почему я особенно рад встрече с вами.
– Воспевать оружие и людей с оружием, да? – Ван Хорн поднялся на ноги. – Тогда вы должны что-то вынести из войны. Давайте выкурим по последней сигарете на северной террасе. Думаю, вам понравится.
Миновав коридор, они попали в темную круглую комнату со стеклянными стенами. Ван Хорн отодвинул раздвижную дверь, и они вышли наружу.
У Ломакса перехватило дыхание. Терраса выдавалась далеко вперед, и первым ощущением было, будто они плывут в воздухе. Огромный амфитеатр ночи, наполненный запахами цветов и расцвеченный вверху звездами, распростерся над морем.
В сотне футов внизу волны лениво бились о скалы, взбивая белую полоску пены.
– Я никогда не видел ничего подобного, – с замиранием сердца сказал Ломакс. – Как может человек в такой обстановке не писать?
– Вот и я так думал, – возразил Ван Хорн. – А потом пришла война. Не стало старого доктора Дупласа, и я вспомнил, что во время юношеских исканий учился на врача. С тех пор у меня совсем нет времени.
– Может быть, когда кончится война...