В тот несчастливый день Велемир встал рано, как и всегда по устоявшейся у него привычке. Восток еще лишь светлел, и черные оазисы мрака словно бы изрывали пещерами тело скал. Художник медленно шел по берегу рядом с колыхающейся широко лентою пены… Необычайный предмет пейзажа бросился в глаза сразу, как только Велемир подошел к лагуне. Темное пятно неопределенной формы покачивалось у выступающих недалеко в воду прибрежных крупных камней. Оно вздымалось и опадало в такт волнам.
Подбежав ближе, художник различил контуры человеческого тела.
Утопленник?
Или еще живой, но потерявший сознание человек, простертый на воде лицом вниз?
Художник и не заметил, как оказался рядом. Немедленно подхватил бесчувственное тело под мышки и освободил голову из воды, и голова неизвестного с вымокшими редкими прядями закачалась, безвольно свесившись.
Спеша и запинаясь о камни, оскальзываясь, Велемир повлек неожиданную находку к берегу. И вынес, и лишь тогда почувствовал обжигающий холод пропитавшей джинсы воды.
Художник повернул тело на спину, собираясь делать искусственное дыхание.
Перед ним лежал Альфий!
Художник был потрясен. И тем, что это был его друг, и степенью плачевности положения, в котором тот оказался.
Какое-то время ум Велемира отказывался работать, и лишь натренированное внимание запечатлевало само разрозненные детали представшего перед ним зрелища.
Белые серпы глаз, оставленных закатившимися под лоб зрачками.
Промокший осклизлый ватник совершенно разорван… нет – вспорот на груди и правом плече! И сероватая вымокшая вата, перемежаемая нитями водорослей, ползет клочьями.
Как будто поработали какие-то гигантские ножницы!
Или…
Внезапно Велемир испытал неудержимое желание оглянуться.
Он резко выпрямился и посмотрел вокруг.
Нет, на берегу не было никого, кроме художника и бездыханного Альфия. И вообще не наблюдалось никакого движения ни на суше, ни в море, насколько можно было видеть в прозрачных, все более редеющих сумерках.
И лишь обрушивались на чернеющую в стремительной пене гальку удары волн.
Художник осторожно коснулся места на груди друга, где наиболее глубоко разошлась подкладка. И пальцы его руки стали темными. И он вскрикнул.
Художник был впечатлительный человек, но это не мешало ему, как правило, действовать соответственно обстоятельствам. С трудом, но он сумел поднять неподвижное тело на руки и с ним направился к дому.
И в этот миг явился край солнца.
Если бы Велемир скосил взгляд – он изумился бы, вероятно, какая странная сопутствует ему тень.
Художник внес тело в дом, и уложил его, не подающее никаких признаков жизни, в комнате на постель. Затем он определил, что хотя бы пульс, слава Богу, бьется, и после этого замер, будучи в нерешительности.