Но это было очень давно, и этот человек уже давно умер.
Смолл вытер остатки мыльной пены с лица Лазаруса, и тот открыл глаза.
— Спасибо.
Если слуга и знал, какую боль он причиняет хозяину, этого нельзя было заметить по спокойному выражению его лица.
— Что вы сегодня наденете, милорд?
— Черные шелковые штаны и камзол с вышитым серебром жилетом.
Лазарус встал и сбросил халат на стул. Смолл подал ему одежду.
— И не забудь мою трость, — сказал Лазарус, пока слуга перевязывал его волосы черной бархатной лентой.
— Не забуду, милорд. — Смолл с сомнением взглянул в окно. — Вы куда-то едете?
— Я должен навестить мать, — невесело улыбнулся Лазарус. — И надо сделать этот визит как можно скорее.
Он взял протянутую Смоллом трость и, не ожидая ответа, вышел из комнаты.
Хозяйская спальня имела дверь, выходившую в верхний широкий коридор с панелями из резного дерева. Этот городской дом принадлежал семейству Кэр еще со времен деда. Теперь это уже была не самая фешенебельная часть Лондона, но дом был большим, величественным, и от него веяло старыми деньгами и властью.
Лазарус спустился по лестнице, скользя рукой по розовым перилам. Этот камень привезли из Италии, вырубили, вырезали и отполировали до зеркального блеска. Лазарус понимал, что, касаясь этого холодного гладкого камня, он должен что-то чувствовать. Может быть, гордость? Или ностальгию? Но он не чувствовал ничего особенного.
Совсем ничего.
Он спустился в нижний холл, и взял у дворецкого свой плащ и треуголку. На улице было ветрено, и носильщики портшеза замерзли, ожидая хозяина. Его портшез был новым, сделанным по заказу, снаружи его украшали черная эмаль и серебро, а внутри лежали алые плюшевые подушки. Один из носильщиков откинул верх, Лазарус ступил между поручнями и сел в портшез. Переднюю дверку закрыли и заперли, а верх опустили. Носильщики подняли портшез и отправились по лондонским улицам.
Лазарус гадал, что заставило мать вызвать его? Не собирается ли она снова просить денег? Это было маловероятным, поскольку она имела от него щедрое пособие и владела несколькими собственными имениями. Может быть, на старости она увлеклась азартными играми? Он громко фыркнул.
Носильщики остановились, и Лазарус вылез из портшеза. Дом, который он купил для матери, был небольшим, но весьма роскошным. Она жаловалась — все еще жаловалась, — что он заставил ее покинуть Кэр-Хаус.
В доме дворецкий проводил его в раззолоченную до неприличия гостиную. Лазарус просидел добрые полчаса, рассматривая золоченые завитушки на коринфской колонне, охранявшей дверь. Он мог уйти, но ему все равно пришлось бы когда-то разыграть этот фарс. Так уж лучше покончить с этим побыстрее.