Когда они остались вдвоем, в комнате воцарилась напряженная тишина. Блэкхерст был хозяином положения, и это отражалось даже в его походке.
— Итак, мисс Максвелл, мне хотелось бы услышать ваш рассказ о происшедшем. Кстати, вы не имеете никакого отношения к Максвеллам с площади Беркли?
— Сэр Уолтер был моим отцом…
— Да, я догадывался об этом. Я прочитал известие о его смерти в «Газет». Сожалею о вашей утрате. Я знал сэра Уолтера, может быть, даже хорошо знал.
Хезер слегка улыбнулась:
— Да, у него был очень широкий круг знакомств — хотя не все они были личного характера, как и у вас. — Набрав в легкие побольше воздуха, она продолжала: — Мистер Блэкхерст, хотя доказательства говорят против меня, я не вор по кличке «Кот». Меня воспитывали как леди, а не как преступницу.
Он не обратил внимания на ее слова.
— Правда ли, что ваш отец оставил вас без гроша? До меня дошли слухи.
От смущения Хезер стало жарко.
— Не понимаю, какое отношение это может иметь к… к этой краже.
— Отношение — самое прямое! Если вас хватают за горло кредиторы, то кража — один из способов выжить.
— Клянусь вам, я скорее умерла бы от голода, чем пошла бы на такое. — Губы бедняжки едва шевелились от ужаса.
Мистер Блэкхерст пожал плечами и продолжал двигаться взад‑вперед по комнате.
— Все это очень высокопарные слова, но когда нищета стучится в дверь, реальность может выступить в другом свете.
— Вы должны мне поверить, — умоляла его Хезер. — Я уже говорила сержанту: если я воровка, то зачем мне бесценное ожерелье носить в простой корзине? — Она надеялась, что Блэкхерст сможет почувствовать всю нелепость этого.
Но тот не обратил особого внимания на ее слова.
— Возможно, вы просто не ожидали, что ожерелье может выпасть из корзины. Найдется целая куча объяснений, почему ожерелье оказалось именно в корзине.
— Да, и одно из них, что кто‑то мог подбросить мне его.
— Согласен. Все же доказательств вашей невиновности у меня нет. Скажите мне, в этом мире вы остались в одиночестве?
— У меня есть несколько дальних родственников, но семьи у меня нет. — Никогда Хезер не чувствовала себя настолько одинокой, как в эту минуту. — Моя мать уже давно умерла, а брат погиб на Саламанке.
На жестком лице мужчины мелькнула тень сострадания.
— Да, много наших братьев погибло в этой кампании. У этого сумасшедшего француза на совести многие тысячи. — Помолчав минуту, он продолжал: — Но ведь наверняка кто‑нибудь из ваших родственников позвал вас к себе в дом после смерти сэра Уолтера?
Хезер не нравилось, что этот человек сует нос в чужие дела, но она ответила ему с достоинством: