Энтони объяснил.
— Мы приедем позже, — пообещал он. — Когда Роза вернется. Я привезу ее в Фернриг, и ты снова встретишься с ней.
Так что Роза улетела в Нью-Йорк, а Энтони, обалдевший от любви и счастья, вернулся в Эдинбург. «Я буду писать тебе», — пообещала она, но писем не было. Энтони отправлял ей длинные нежные послания, она не отвечала. Он начал волноваться. Слал телеграммы, но и они оставались без внимания. В конце концов он позвонил ей домой в Уэстчестер (звонок был ужасно дорогим). Розы не оказалось дома. Трубку взяла служанка, говорившая с таким сильным акцентом, что почти ничего нельзя было разобрать. Единственно, что смог понять Энтони, — Розы нет в городе, ее адрес неизвестен и когда она вернется, никто не знает.
Он был близок к отчаянию, когда пришла первая открытка. Это было изображение Большого Каньона с небрежно нацарапанным на обороте нежным посланием, из которого ничего нельзя было понять. Через неделю пришла еще одна открытка. Из нее следовало, что Роза остается в Америке на все лето. За это время Энтони получил от нее пять совершенно ничего не значащих открыток.
Настойчивые вопросы из Фернрига не улучшали его настроения. Энтони умудрялся парировать их с помощью объяснения, которое придумал для себя: просто Роза не любит писать письма.
Но сомнения нарастали, сгущаясь, как тучи на горизонте. Энтони начал терять уверенность в себе, в своем основательном шотландском здравом смысле. Что, если он сделал глупость? Быть может, эти несколько волшебных дней, проведенных в Лондоне с Розой, были лишь иллюзией любви и счастья?
А затем случилось то, что вытеснило из его головы мысли о Розе. Из Фернрига позвонила Изабель и сообщила, что Таппи больна. Она подхватила простуду, которая перешла в пневмонию. Пришлось пригласить сиделку. Изабель изо всех сил старалась успокоить его:
— Не волнуйся. Я уверена, все будет хорошо. Просто я не могла не сказать тебе об этом.
— Я приеду, — импульсивно вырвалось у него.
— Нет, не надо. Это вызовет у нее подозрения, она подумает, что действительно дело плохо. Может быть, позже, когда Роза вернется из Америки. Или… — Изабель замолчала в нерешительности. — Или она уже вернулась?
— Нет, — признался Энтони. — Нет, еще не вернулась. Но скоро должна вернуться.
— Да, конечно, — сказала Изабель.
Она хотела утешить его, как всегда утешала в детстве. И от этого Энтони стало еще хуже.
Он чувствовал себя так, как будто у него постоянно ноет аппендикс и одновременно нестерпимо болит зуб. Он не знал, что делать, и в конце концов, вопреки своей энергичной и решительной натуре, не стал делать ничего.