Китти сползла по изголовью узкой железной кровати и зажмурилась, чтобы не дать пролиться навернувшимся на глаза слезам. Во время путешествия она старалась как могла держаться весело и непринужденно, несмотря на то что ее жизнь так чудовищно круто повернулась. Китти пыталась сделать вид, что она по крайней мере примирилась с тем, что ей придется стать миссионером, хотя особой радости при этом не испытывала. Она старалась не думать о предательстве Хью, но ей было трудно скрыть тоску по матери. И конечно, она горько сожалела о смерти отца, и ей невыносима была мысль, что он покинул ее навсегда. А теперь она рассталась и с мамой. Тетя Сара чувствовала себя настолько разбитой, что Китти не решалась обременять ее собственными страданиями. А дядя Джордж… Дядя Джордж был не их тех, кому можно довериться, хотя и носил титул преподобного.
Китти чувствовала себя одинокой, ужасно скучала по дому и страшилась новой жизни. Случай с великаном маори оказался последней каплей. Китти чувствовала себя крайне неловко оттого, что, оказавшись на четвереньках в воде, она едва не разрыдалась у всех на виду.
Но, что более важно, ей удалось стерпеть. Отец всегда говорил, что хорошо воспитанные леди никогда не плачут на людях. Китти никогда не плакала и не станет начинать теперь. Вместо этого она дождалась, пока Ребекка Персел покажет ей ее комнату, и только после того, как закрылась дверь, позволила себе упасть на кровать и дать волю слезам. Теперь она страдала от мучительной головной боли и выглядела, должно быть, ужасно.
Когда раздался осторожный стук в дверь, Китти встревоженно села на кровати и принялась яростно отирать со щек слезы и взбивать примятые локоны.
— Войдите, — хрипло произнесла она.
Дверь со скрипом отворилась, и миссис Персел просунула голову в образовавшийся проем.
— Ну что, немного отдохнули, дорогая?
— Да. Благодарю вас, миссис Персел.
В течение нескольких мгновений миссис Персел нерешительно топталась на пороге. В свои тридцать лет она обладала плотной фигурой и похожими на мужские руками. Ее нельзя было назвать хорошенькой, но в ней чувствовалась доброта, а глаза смотрели простодушно. Помедлив, женщина произнесла:
— Можно войти?
— О, прошу прощения. Да, конечно. — Китти опустила ноги со стеганого покрывала на пол.
Прикрыв за собой дверь, Ребекка присела на краешек кровати.
— Вы плакали.
Китти смущенно кивнула.
Ребекка потрепала девушку по руке:
— Не переживайте, дорогая, все мы плакали, когда впервые оказались здесь. Вы напуганы и очень скучаете по дому, я права? Мы предоставили вашим дяде и тете комнату в конце коридора. Мы сочли, что вы захотите поселиться отдельно.