И в том, и в другом случае посещение ада было не безопасно. Св. Фурсей всю жизнь носил следы от обжога адским огнем. Демоны терпеть не могли видеть у себя живых пришельцев. Карла Толстого они пытались зацепить огненными крюками, а одного благочестивца из Нортумберланда, о котором рассказывает Бэда Преподобный (673–735), едва не захватили раскаленными щипцами. Страдали от них и юный Альберих, и рыцарь Оуэн, и все другие. То же самое в наших староверческих легендах. И, наконец, даже сам Данте признается, что без защиты Виргилия и небесного посланника ему не раз могло прийтись плохо от мрачных хозяев печального царства, как гостю неудобному и непрошенному. Так что посетителям, нисходившим в ад по непосредственной силе божественного милосердия, обыкновенно давался в охрану ангел — путеводитель.
Ад существует для совместного наказания грешников и дьяволов, казнимых и палачей. Противоречивое существо Сатаны совмещает в себе качества и обязанности, по первому взгляду, казалось бы, непримиримые. Первая причина зла в мире, неустанный подстрекатель греха и вечный соблазнитель душ, он в то же время оказывается и главным палачом человечества, карающим зло и искупающим грех через справедливое возмездие.
Нет в жизни человека проступка настолько мелкого, в уме — мысли настолько незначительной, чтобы демоны их не поймали и не сохранили в своей цепкой памяти, если есть в них хоть намек, на грех. Святой Августин видел однажды дьявола, несшего на плечах огромную книгу, в которой были записаны все грехи человеческие. Но чаще дьявол является, вместо такого гроссбуха, со специальной особой книгой для грехов каждого грешника. Книгу эту, черную и увесистую, он противопоставляет маленькой золотой книжке, в которую ангел–хранитель с любовью записывает заслуги и добрые дела человека. К весам божественного правосудия дьяволы тащат свою книгу шумной оравой и с треском гневно швыряют ее на чашку весов, но маленькая книжка ангела — хранителя всегда перетягивает их том. Во многих средневековых церквах, например, в Гальберштадтском соборе, изображен на картинах дьявол, записывающий имена тех, кто во время богослужения спит, разговаривает или нарушает благочиние. В «Житии» св. Аикадра мы читаем, как один бедняга нарушил святость воскресного дня тем, что вздумал остричь волосы. И что же? Сейчас же явился дьявол, и домашние видели, как он притаясь в углу, поспешно записывал совершенный грех на листке пергамента.
Обыкновенно, грешник, не удостоенный помилования; отбывает свою кару в аду. Но бывали случаи, что Сатана, захватив грешника на месте преступления, расправлялся с ним еще при жизни, предупреждая божественное отмщение. Так задушил он св. Регула, унес убийц св. Годегранда, одна потаскушка, пытавшаяся вовлечь в грех св. Илию Пещерника, получила от дьявола жесточайшую трепку. По словам Лиутпранда, дьявол избил до смерти порочнейшего из пап Иоанна XXII, застав его в постели в объятиях наложницы, причем, не принял во внимание даже любезности, с которыми этот первосвященник, покуда был жив и здоров, имел обыкновение пить за столом своим, его, дьяволово, здоровье. Монах Филипп из Сьены рассказывал историю одной тщеславной красавицы, имевшей обыкновение проводить целые часы за туалетом, украшая свою прелестную особу. Дьявол так ее изуродовал, что несчастная умерла от стыда и страха. Это случилось в Сьене в 1322 г. по р. х. А 27 мая, 1562 г. в 7 часов вечера в Антверпене дьявол задушил одну девушку за то, что она, будучи приглашена на свадьбу, посмела купить себе полотна по девяти талеров аршин, чтобы сшить воротник в сборку веером, как тогда носили. Часто дьявол бьет, душит или уносит тех, кто выказывает неуважение к мощам или смеется над священными обрядами; входит в тело тех, кто невнимательно слушает священную службу либо, к великому стыду виновных, во всеуслышание обличает их в тайных грехах. Часто бешенство дьявола насыщается не ранее того, как он натешится над трупом грешника. Много ужасных историй рассказывалось о телах, вихрем выброшенных вон из церкви, или адским огнем сожженных в своей могиле, или растерзанных на куски. О «растерзанного Фауста кусках» говорит заключительная сцена трагедии Марло.