Наука и сила синонимы, а поэтому знание Сатаны делает его «могущественным., духом». Так называет его апостол Матвей. Границы этого могущества определяются трудно. Конечно, оно несравнимо со всемогуществом божьим, но все же велико и грозно. Как мятежник, Сатана сокрушен без надежды на улыбку победы. Но побежденный по совокупности, он мстит за себя непрерывным бунтом в розницу. Он проникает в счастливые обители наших прародителей и вводит в гармонию божественного творчества грех, разлад и смерть. Он наполняет вселенную ядом, своим и побуждает ее к отречению от бога. Он становится «князем мира сего», в пространстве и времени — Princeps hujus saeculi. Правда, власти у него ровно настолько, сколько Бог его злобе терпит, но нельзя не признать, что пределы этого терпения чрезвычайно широки и действуя на них, Сатана вооружен и собственной инициативой, и собственной внутренней, а не заимствованной или отраженной силой. Все зло мира истекает из него, и чрезмерность зла дает понятие о гигантском могуществе источника. Искупительное воплощение христа, конечно, нанесло дьяволу жестокий удар, — настолько, что однажды он, явившись св. Антонию, протестовал, зачем люди продолжают осыпать дьявола проклятиями и ругательствами, тогда как он, после пришествия христова, стал совершенно бессилен. Но дьявол хитрил. В язычестве умерла, быть может, его абсолютная власть над землей, но не умерла сила. Христос победил его, но не отнял у него оружие, и Сатана сейчас же начал новую борьбу, отвоевывая у победителя человечество, шаг за шагом, душу за душой. И по прошествии нескольких веков по искуплении царство Сатаны опять полно рабами, а картина мира столько же печальна, как перед искуплением.
Распространяясь одинаково как на природу, так и на человека, могущество демонов обусловливается их чудесными способностями. Они могут в мгновение ока переноситься с одного конца вселенной на другой, углубляться в землю и воду, проникать в стихии. Вещественная природа, в особенности, подчинена им. Не надо забывать, что многие еретические секты считали материю творением Сатаны. По мере того как в религиозной идее обострялся контраст между материей и духом, и материя — враг осуждалась на проклятие и гибель, как сила темная и развращенная, — фантазия дрессируемых католичеством народов должна была все более склоняться к тому, чтобы видеть в природе великую лабораторию и царство Сатаны, Это одна из причин, почему в средних веках так бедно и скудно было чувство природы: между ней и глазами человека вечно торчала перегородка угрожающего греха. Пусть даже не Сатана создал природу, — во всяком случае, он осквернил ее. Грех, погубивший первых людей, проник также и в природу, и при том, человечество — то омыто кровью христовой, а природа — нет.