Вот это и есть история. История – это когда новой великой мечтой, новым великим идеалом воспламеняется большое количество людей, которое начинает это воплощать и движет человечество вперёд. Как только это движение начинается, к этому движению примазывается всё, что угодно и, прежде всего, та же самая элитная игра. Но пока горит великий огонь истории, игра не может господствовать. Она может подстраиваться, греться у огня, жарить на нём свои вонючие шашлычки, ухмыляться, сжигать в огне великих людей. Но она не может оседлать окончательно человечество, превратив его в послушный скот. В это «ням–ням». Навсегда. В этом суть истории.
Порой огонь этот остывает. В последний раз он, конечно, всерьёз зажегся в ходе Великой Октябрьской Социалистической революции, когда русский народ, все народы империи, действительно воспламенившись, двинули человечество вперёд.
Иногда, чтобы погасить этот огонь, используют его альтернативу. Вот у нас есть такие образы, да? «Весна–красна», — поётся в песнях, но есть ещё «чёрная весна» (blackspring). Вот такой чёрной весной был фашизм, с помощью которого хотели погасить огонь навсегда. Но оказалось, что с помощью фашизма огонь, по крайней мере, на нашей территории погасить не удаётся. И тогда изобрели другое – вот это самое онямнямывание, озайчикование, этот консьюмериат общества потребления, дешёвых соблазнов, мещанства, атомизацию, войну всех против всех, — вот все эти блюда предложили в виде великого счастья. На них польстились, и вот сейчас мы пожинаем плоды.
Значит ли это, что история закончилась совсем? Есть такой известный американский политолог и философ Фрэнсис Фукуяма, который написал давным–давно, лет двадцать назад, статью «Конец истории», в которой никакого особенного содержания не было, но она очень увлекла всех, потому что всем хотелось этого конца истории. Потому что конец истории – это и есть начало игры.
У Гесса есть такой роман «Игра в бисер». Вот когда кончается история, начинается игра, игра элит. И нет ничего, кроме этой игры. Не так давно ещё казалось, что игра и будет нашим всем, ибо народ уснул или оказался онямнямлен окончательно. Но это была иллюзия.
Страшный удар, нанесённый по идеальному народа, по его внутренней истории, тому, что Мигель де Унамуно называл интеристорией, по его ядру культуры, которое так хотелось раздробить господину Ракитову, одному из советников Ельцина и всем, кто стоял за этим господином Ракитовым, — этот страшный удар не смог уничтожить наш народ до конца.
Совершены определённые преступные действия, налицо определённые повреждения, иногда очень глубокие… но окончательного уничтожения не произошло. Это вызывает страшную ярость. И по этому поводу, в частности, поднимается вот эта новая волна ненависти и новое желание уничтожить всё окончательно.