- Ну, кажется, мне пора,- сказал он.
- Пора? Куда ты? Ведь уже ночь!
- Туда,- Ванами сделал неопределенный жест, указывая на север.- До свидания!
И, не сказав больше ни слова, исчез, словно растворившись в сумраке ночи. Пресли остался один, озадаченный. Он отыскал свою лошадь, подтянул подпруги, вскочил в седло и поехал домой при свете звезд, задумчивый, с поникшей головой. Прежде чем лечь спать, он отослал свою поэму редактору воскресного приложения одной из ежедневных газет в Сан-Франциско.
Расставшись с Пресли, Ванами заложил большие пальцы за пустой патронташ, служивший ему поясом, и быстро зашагал под откос, спускаясь с пастбищ Лоc-Муэртос в пустынную, спящую Гвадалахару. Худoe, загорелое лицо с впалыми щеками, с небольшой черной остроконечной бородкой и глазами, полными грусти, было все время повернуто на север. Он шел быстро, как всегда с непокрытой головой, и его длинные черные волосы развевались по ветру. Он знал, куда идет. Знал, что ему предстоит пережить в эту ночь.
Опять его никогда не затихающее горе вынырнуло вдруг из окружающего сумрака и всей тяжестью навалиллось ему на плечи. Оно неумолимо гнало его назад - тудa, где он навеки потерял свое счастье, где нашла свой конец светлая любовь, где идиллию постиг крах - в монастырский сад, под сень старых грушевых деревьев.
Но гнало его туда не только горе. Сад хранил тайну. Ночь там не всегда была нежилой, мрак не всегда безмолвен. Порой ему чудилось, что что-то шевельнулось в ответ на его призыв, приблизилось к ному Поначалу ощущение постороннего присутствия вселяла страх, но случалось, при приближенииневедомого создания страх стал уступать место несказанной радости. Не доверяя собственным чувствам, отвергая столь неверное, мучительное счастье, страшась тягостного смятении духа - неизбежного следствия проведенной в саду ночи, Ванами считал за лучшее держаться подальше от этого места. Но после очередного приступа неуемной тоски, когда мысли об Анжеле, воспоминания о ней болью отзывались в сердце и слезы застилали глаза, желание снова побывать в саду становилось непреодолимым. Иногда он просто не мог совладать с собой. Ноги сами несли его в миссию, и ему все время казалось, что он слышит чей-то зовущий голос.
Гвадалахара была погружена в безмолвие и мрак. Даже из окон ресторана Солотари не проникало света. Город спал. Только неизменное бренчание гитары доносилось из одной из невидимых в темноте хижин. Ванами пошел дальше. Запахом полей и лугов и знакомым легким ароматом цветов пахнуло на него, когда он вышел из города на дорогу, пролегавшую через поли Кьен-Сабе к миссии. По обе стороны расстилались бурыо поля, беззвучно вынашивающие хранившиеся в их недрах семена. Два дня назад прошел обильный дождь, и от влажной почвы исходил острый запах плодородной земли.