сейчас не как председатель Комитета с членом Железнодорожной комиссии, а как отец с сыном. Понимаешь ли ты всю серьезность создавшегося положения, всю свою ответственность, всю важность настоящего момента? Объясни!
- Мне нечего объяснять.
- Снизили ли вы тарифы для Сан-Хоакина? Снизили ли вы тариф на перевозку зерна от Боннвиля до морских портов?
- Я повторяю, сэр, то, что уже говорил раньше. Мы урезали тариф в среднем на десять процентов.
- Лаймен, отвечай - да или нет? Снизили ли вы тариф для Боннвиля?
- Это невозможно было сделать так быстро. Дайте нам время. Мы…
- Да или нет? Ради всего святого, не виляй! Да или нет - снизили вы тариф для Боннвиля?
- Нет.
- И еще ответь мне,- крикнул Хэррен, перегибаясь через стол,- ответь мне! Ты получил что-нибудь от Правления дороги за то, чтобы сохранить для Сан-Хоакина прежний тариф?
Лаймен, побледнев еще более, злобно крикнул брату:
- Только посмей еще раз задать мне подобный вопрос!
- А мне этого и не надо,- вскричал Хэррен,- я и без того вижу по твоей подлой роже, что тебя подкупили!
И сразу возобновился шум. Фермеры повскакивали из-за стола, и только Магнус остался на месте. Лаймена обступили со всех сторон, прижав его, так сказать, к стенке. Все что-то кричали и угрожающе размахивали кулаками - сомнения не оставалось ни у кого: он лгал им без зазрения совести, бессовестно нарушил свое обещание, обманул их.
- Мерзавец! Ты соображаешь или нет, что людей за меньшее стреляют! - кричал Остерман.- Ты нас продал! И если ты мне когда-нибудь еще на глаза попадешься, я тебе твою поганую морду разобью, можешь не сомневаться.
- Рукам волю не давать! - крикнул Лаймен, закипая злобой, как загнанная в угол крыса.- Вы что себе позволяете! Не забывайтесь!
- Сколько тебе дадено? - орал Хэррен.
- Да, да, какая тебе цена? - подхватили остальные фермеры. Они были вне себя от ярости, слова цедили сквозь зубы и жестикулировали преимущественно кулаками.
- Вы прекрасно знаете, что Комиссия работала добросовестно,- отбивался Лаймен.- Что все было честно… по совести…
- Врешь! - рявкнул Энникстер.- Врешь, взяточник! Тебя купили и расплатились с тобой чистоганом.
С этими словами он будто нехотя развернулся и нанес Лаймену удар прямо в лицо. Лаймен пошатнулся и отступил назад к стене, но споткнулся о свой портфель и удержался на ногах лишь потому, что уперся спиной в закрытую дверь. Магнус вскочил. Ударили его сына, и отцовские чувства, желание защитить мгновенно пробудились в нем; пробудились на миг и тут же умерли навсегда. Он не произнес слов, которые хотел было сказать. Опустил поднятую руку. Нет, отныне у него был только один сын! А этот жалкий, еле держащийся на ногах субъект в щегольском костюме, с бледным лицом и разбитой в кровь губой,- больше ему не сын! Удар по лицу не такой уж позор по сравнению с тем позором, которым он покрыл себя.