Спрут (Норрис) - страница 265

Письмо заканчивалось повторными заверениями в шетной преданности и изъявлением полного доверия.

Магнус читал письмо в одиночестве. Он аккуратно спрятал его в бюро для хранения документов и отер платком пот со лба и с лица. Минуту он стоял оцепенело, держа руки со сжатыми кулаками по швам.

- Одно к одному! - бормотал он, тупо уставившись в противоположную стену.- О Господи - одно к одному. Как же мне быть?

Вот она, горечь бесплодного сожаления, вот она сделка с совестью, раскаяние в дурном поступке, совершенном сгоряча. Как унизительно сознавать, что тебя вывели на чистую воду; какой позор быть схваченным за руку, застигнутым на месте преступления, как школьник, шарящий в чужой парте. Но хуже всего утрата чупства собственного достоинства, сознание, что авторитет твой пошатнулся, гордость уязвлена, а сила, позволявшая подчинять окружающих своей воле, тает, влияние сходит на нет. Тут-то и начинаются всякие хитрости, чтобы ввести в заблуждение публику, всевозможные уловки и фокусы ради сохранения лица: ложь, громкие слова, притворство, напыщенность, бахвальство там, где раньше был непререкаемый авторитет и отсюда стремление закрыть глаза на то, отчего не уйти, опасение, что тебя подозревают, постоянный страх перед обывателем, чувство неловкости при встрече с кем-то глазами - что могли означать эти слова, этот взгляд, этот жест?

Прошла среда, затем четверг. Магнус сторонился людей, не принимал посетителей, избегал даже своей семьи. Как выпутаться из сети, как восстановить былой авторитет, как предупредить разоблачение? Если б только можно было каким-то образом сделать величайшее сверхчеловеческое усилие и вернуть себе прежнее прежнее могущество, сокрушить одной рукой Лаймена, а другой Дженслингера и на какой-то миг - в последний раз - возвыситься над всеми остальными, снова стать не знающим поражений предводителем, а там можно и умереть - умереть с незамутненной репутацией, оставив по себе незапятнанную память. Но червоточина была в нем самом, и избавиться от нее не было никакой возможности. Ведь даже если заткнуть глотку Дженслингеру, изничтожить Лаймена, одолеть железную дорогу, он - всеми признанный лидер - после столь блистательной победы не избавится от нее. Жизненный успех уже больше не для него. Чего бы он ни достиг в глазах общества, в собственных глазах он, Магнус Деррик, все равно пал постыдно и непоправимо.

Не оставляли мысли и о затруднениях денежного характера, мелочные и пренеприятные. Даже если бы он решил откупиться от Дженслингера, где ему взять деньги? Тяжба с железной дорогой, длившаяся уже много лет, стоила немало; его решение отделаться от арендаторов и своими силами засеять все поля Лос-Муэртос сильно ударило по карману; предвыборная кампания, закончившаяся избранием Лаймена, потребовала от него значительных средств. Все свои надежды он возлагал на будущий богатейший урожай, который должен был окупить все. Трудно было поверить, что железная дорога наложит руку на Лос-Муэртос, но если это произойдет, он останется без гроша. Десять тысяч долларом! По силам ли ему собрать такую сумму? Возможно. И тут же, не мигнув, отдать ее вымогателю? Позволить этому разбойнику с большой дороги обобрать себя, понимая, что ущерб не покроешь никак? Ведь это вконец разорит его. Пусть Дженслингер поступает как хочет. Он, Магнус, все мужественно снесет. Разве его репутация не выше всяких подозрений?