– Ну-ну… Между прочим, у нас в Италии одного господина в целях конспирации кастрировали. Чтобы не возникало подозрений, почему он не женат.
– Хорошая шутка, – Этьенн потемнел лицом, – по-моему, у тебя слишком много спеси, «княгиня». И пора это исправить.
– Ты хорошо подумал? – спросила Джованна. – Последствия могут тебе не понравиться.
– Хочешь сказать, что ты все еще девственна, и, потеряв честь, убьешь себя, как та несчастная дурочка?
– Зачем? – удивилась женщина. – Я убью не себя, а тебя. И не после, а заранее.
– Ты забылась, женщина. И я думаю, это потому, что ты слишком давно не знала мужчину. Мэтр… он ведь монах. Он пускает слюни, но еще ни разу не коснулся тебя. Я ведь прав? – Джованна молчала, но смотрела на Этьенна, нехорошо сощурив глаза. – Представляю, как это должно тебя мучить, – продолжал Этьенн, все больше распаляясь, – ты ведь еще молодая, живая, теплая. Твоя кожа словно впитала все солнце Неаполя. Как давно никто не касался этой кожи, скажи мне?
– Не твое дело, – сквозь зубы прошипела итальянка.
Этьенн ее не услышал. Он был весь во власти влечения, которое сдерживал слишком долго. Он прыгнул так внезапно, что застал ее врасплох, хоть она и ждала чего-то подобного. Но – не успела. Этьенн стиснул ее своими сильными руками, руками моряка, умевшими укрощать море, и принялся осыпать торопливыми поцелуями шею, ключицы, молочную кожу в вырезе платья.
– Кармела… я знал, что ты когда-нибудь будешь моей… Всегда знал… Ты даже не представляешь, какое наслаждение я могу тебе дать… Ты никогда не пожалеешь, никогда, даю слово…
Внезапно сквозь горячий туман, окутавший сознание, пробились звуки, совсем не похожие на стоны страсти. Их издавала дама.
Этьенн чуть отстранился.
Лицо Джованны было слегка зеленоватым.
– Господи, – вырвалось у нее, – от тебя так пахнет… Бывают же такие противные духи. Похоже, меня сейчас стошнит.
Барону как будто кинули за шиворот лопату снега. Он понял, что после такого «страстного» признания он уже ничего не сможет, как бы не хотел. Выпустив женщину, он замысловато чертыхнулся и торопливо вышел, едва сдерживаясь, чтобы не хлопнуть дверью.
Зеркало за его спиной отразило удовлетворенную улыбку итальянки.
На улице уже почти рассвело, но город все еще спал крепким утренним сном. Этьенн шагал по улочке широкими шагами. Он не выбирал направления, шел, куда глаза глядят, стараясь погасить злость и разочарование. А еще, сам себе он мог в этом признаться – страх. Страх перед человеком с отстреленным ухом. Мэтром. Если бы ему удалось овладеть сестрой Кармелой, то все бы благополучно сошло с рук. Женщина никогда бы не призналась в своем позоре мужчине, в которого, это было видно даже слепому, она была влюблена как кошка. А сейчас – кто знает.