Его губы дрогнули в виноватой улыбке; Кэрри прижала к ним палец.
— Все забыто, — пробормотала она, но Уэйн перехватил ее руку и спрятал на своей груди.
— Я должен услышать это, любовь моя. Скажи, что простила меня за то, что я принес тебе столько страданий.
— Я должна простить тебя? — Она не отрывала от него любящего взгляда. — Хорошо, я прощаю тебя.
— Клянусь, что больше никогда не причиню тебе боль. — Его голос был низок от страсти. — Никогда, моя дорогая!
— Я это знаю… О, Уэйн, но мне уже больно! — Ее протестующий возглас не был услышан, так как Уэйн сокрушительно сжал Кэрри в объятиях. Его губы были властными, жесткими; Кэрри задыхалась, когда он наконец отпустил ее.
— Я получу специальное разрешение, и нас поженят прямо сейчас, — заявил он в своей манере плантатора-завоевателя, которая однажды произвела на Кэрри такое устрашающее впечатление. — Ты не возражаешь?
Улыбка тронула ее губы, так как в шутку она представила, что случилось бы, если она ответила «нет, меня это не устраивает». Но так как она всем сердцем была за, то просто покачала головой:
— Совершенно не возражаю.
Его взгляд тоже стал насмешливым.
— Звучит довольно решительно, не так ли?
Она рассмеялась и снова очутилась в его объятиях. Но коварная память голосом Чарльза вдруг напомнила ей, что Уэйн не сможет оставаться верным одной женщине, и, почти охваченная паникой, Кэрри, не думая, проговорила:
— Уэйн, ты совершенно уверен, что хочешь жениться на мне?
— Я полагал, что мы уже покончили с этим. — Было ясно, что он не заметил тени страха в ее голосе. — Конечно, я хочу жениться на тебе. — Он посмотрел на Кэрри; она увидела, как улыбка чуть тронула его губы, когда он добавил: — Ну, поначалу, впрочем, я испытывал некоторое сомнение, стоит ли обзаводиться женой, которая швыряется в меня вазами эпохи Сун. Но потом решил, что смогу себе это позволить.
Краска выступила на щеках Кэрри.
— Ты никогда не простишь меня, — вскричала она, но, так как за этим не последовало никаких комментариев, добавила: — Неужели она стоила так дорого?
— Боюсь, что да.
— О, дорогой, — с раскаянием проговорил она, но тут же упрекнула: — Ты не должен был провоцировать меня.
— Ты права, дорогая, это была моя вина, — с готовностью согласился Уэйн. — И я уверяю, что впредь буду осторожнее и никогда больше не стану тебя провоцировать — по крайней мере, если замечу рядом вазу Сун.
— Здесь не над чем смеяться. Я никогда не смогу забыть об этом.
— Надеюсь, что сможешь, любовь моя. Есть много других вещей, которые, я полагаю, сохранятся в твоей памяти.