Крысявки. Крысиное житие в байках и картинках (Громыко) - страница 15

Наевшись и напившись, крыса степенно перебирается ко мне на грудь (или кладет морду на руку, как собака), пару минут мурлычет и щелкает зубами — и засыпает. При ней можно смотреть телевизор, хохотать, греметь посудой. Фуджи спит. Если б она первой не кидалась утром на мое «крыс-крыс», я б заподозрила, что она глухая.

Еще Фуджи гениально изображает «умирающего лебедя». Спит крыса в гамаке. Нормально спит, тихо. Останавливаешь на ней рассеянный взгляд — начинается. «Оххх... хр... чхи-хи... помираю я, хозяйка, налей борща, что ль, напоследок...» Ветеринар слушала — все отлично с легкими, чисто. Воспаление хитрости, видать.

Суровые Минские Заводчики авторитетно уверяли меня, что если животное хорошо кормить и любить, то оно станет белое, пушистое и блестящее. Ну да, после линьки крыса стала менее облезлой, но и только. Сказать по правде, лучше всего Фуджи смотрится у мусорного ведра. Да, она не агути, а цинна-мон, и не стандарт, а дамбо реке. Но Фуджи и мусорное ведро воспринимаются так гармонично, что чистокровная паеючиха проигрывает Фуджи вчистую. «Господи, — говорят глаза этой злосчастной скотины, — спасибо, что ты ниспослал мне это ведро за мои мучения и страдания. Я съем его все и в нем же окочурюсь, чтоб не доставлять любимой хозяйке проблем с погребением».

Ага, сейчас!

Фуджи — чемпион по доставлению проблем. Против сборной команды крысявок она пока уверенно ведет 3:0.

Первый гол в ворота ветеринара Фуджи забила через неделю после появления в доме, как только более-ме-нее состоялось подселение в стаю. Крыса неожиданно повеселела, впервые пришла ко мне на ручки (забирала я ее какую-то совсем кислую), и я с ужасом обнаружила, что из уха у Фуджи хлещет гной. В промышленном количестве.

Запихав животное в переноску, я помчалась к ветеринару, где неожиданно воссоединилась с СМЗ Лизой. У нее тоже была целая охапка хворых крыс, что весьма скрасило часовое ожидание в приемной, а потом нас еще и приняли оптом. Фуджи оказалась не так уж плоха, а после укола байтрила заскакала вообще как молоденькая.

Увы, ненадолго. Байтрил — очень токсичный антибиотик, и уже после второго укола у Фуджи стали отниматься задние лапы. А колоть велели как минимум неделю.

— Помрешь ведь скоро, бедненькая... — сострадательно приговаривала я, скармливая крысе запретные лакомства вроде шоколада и печенья.

Крыса кряхтела, вздыхала, волочила лапы, зверски воняла отитом и еще кошмарнее — мазью от отита, подтверждая, что да, вот-вот того, и поэтому надо успеть съесть еще кусочек.

Прошел месяц, и я заподозрила, что меня, кажется, немножко дурачат. Ибо крыса скакала все резвее, становясь все прожорливее и круглее («Что ты, хозяйка, это у меня не от еды, а для еды!»). Но стоило мне выдохнуть что, кажется пронесло, как Фуджи разыграла следующую партию.