Габи не поверила своим ушам, но, увидев, как Тревис смотрит на нее, поняла — он не шутит. И тогда последнее кольцо обороны пало; Габи поняла, что влюблена.
Начали бить часы. На стенах отражался отблеск свечей, по комнате метались тени. Тревис чувствовал, как грудь Габи легонько поднимается и опускается в такт дыханию. Они продолжали смотреть друг на друга, и ни один не в силах был прервать молчание. Зазвонил телефон. Тревис отвернулся. Габи взяла мобильный и ответила бесстрастным голосом:
— Привет. Как поживаешь? Не очень… Ну да… У меня были кое-какие дела… А что там у вас?
Она прислушивалась к голосу Кевина и страдала от чувства вины. Но машинально Габи потянулась и положила руку Тревису на бедро. Он не шелохнулся, не издал ни звука; она почувствовала, как напряглись его мышцы под тканью джинсов.
— Потрясающе. Поздравляю. Я рада, что ты выиграл… наверное, было весело… Кто? Я? Да ничего особенного…
Габи разрывалась, слушая Кевина и сидя так близко от Тревиса. Она пыталась сосредоточиться и не могла. Ситуация казалась нереальной.
— Сочувствую… да, я тоже обгорела… ну да… ну да… я думала о поездке в Майами, но до конца года у меня не будет отпуска. Может быть… не знаю.
Она убрала руку с бедра Тревиса и откинулась на спинку кушетки, пытаясь говорить ровно. Зачем она взяла трубку? Зачем Кевин позвонил? Габи смущалась все сильнее.
— Посмотрим, ладно? Обо всем поговорим, когда вернешься… Нет, ничего не случилось. Наверное, просто устала. Ни о чем не беспокойся. У меня был нелегкий день.
Это была не ложь, но и не правда. Габи почувствовала себя еще хуже. Тревис уставился в пол — делал вид, что не слушает.
— Да… Хорошо… Ну да… я буду дома… хорошо… я тоже. Удачи тебе завтра. Пока.
Габи на мгновение как будто погрузилась в свои мысли, а потом наклонилась и положила телефон на стол. Тревис молчал.
— Это был Кевин, — наконец оказала она.
— Я понял.
— Сегодня он выиграл турнир по гольфу.
— Прекрасно.
Снова повисло молчание.
— Я хочу на свежий воздух, — произнесла Габи и поднялась с кушетки. Подошла к стеклянной двери и шагнула на веранду.
Тревис наблюдал за ней и раздумывал, выйти или оставить ее в одиночестве. Ему был виден смутный силуэт Габи, та стояла, облокотясь о перила. Тревис решил присоединиться к ней, пусть даже она намекнет, что ему следует уйти. Хотя эта мысль его пугала.
Он вышел и встал рядом. В лунном свете кожа Габи отливала жемчугом, глаза сияли.
— Прости, — сказал Тревис.
— Тебе не за что извиняться. — Габи натянуто улыбнулась. — Это моя вина, а не твоя. Я знала, во что ввязываюсь.