- Я отворил дверь. Это был мистер Рэнкин.
Она пыталась увидеть это своими глазами.
- Мама лишилась чувств, и они дали ей коньяку и нюхательной соли. Ее пришлось уложить в постель.
В его голосе звучала отчужденность, словно он рассказывал о ком-то чужом.
- А ты? Что ты сделал?
Она с ужасом подумала, что никто не позаботился о нем, не попытался его утешить.
- Я ушел из дома. Я шел, поднялся на гору и спустился по другую сторону. Я шел долго.
- Совсем один?
- Да. Я думал. Больше ничего. Мне не хотелось плакать. Хотелось просто побыть одному и подумать.
Джо припоминал, как это было. Он нащупал в кармане перочинный ножик, оправленный в кость, - подарок Бена в прошлогодний день его рожденья - и то и дело сжимал его в руке, стараясь почерпнуть в этом мужество.
По ту сторону горной гряды все было пустынно и мирно, покоясь в лучах заходящего солнца. Он лег в траву ничком и поглядел поверх маленьких лужаек, похожих на зеленые подушки, и поверх медно-коричневых перелесков между ними. Вдали - лиловатые и голубовато-серые в гаснущем свете - лежали холмы и плато соседнего графства.
Джо сказал:
- Мне казалось... - И умолк. Как мог он объяснить Рут это странное чувство гармонии, пронзившее его тогда: словно что-то стало на свое место - что-то искомое, как составная часть головоломки, и вдруг связавшее все воедино. Никогда мысль о смерти не пробуждала в нем таких чувств. Это было за гранью здравого смысла, разве не так? Он должен был испытывать горечь и чувство утраты и что все рушится, все бессмысленно и бесцельно. Так что же мог он поведать ей?
- Я знала, когда это случилось, - сказала Рут. - Я была в саду, и мне показалось... У меня было такое чувство, словно я сама умираю. И мне было страшно. Я знала, что произошло что-то ужасное.
- Люди иногда знают это. А животные и подавно.
- Но как же так, Джо? Как могла я знать?
Но она, в сущности, не ждала от него ответа. Любовь к Бену одарила ее способностью читать его мысли, знать (где бы он ни находился, как бы далеко ни был от нее), что он чувствует, хорошо ему или плохо. Так было и когда он умирал.
Джо встал, задернул занавески.
- Дома не ждут тебя? Тебе не надо вернуться?
- Ты хочешь, чтобы я ушел?
- Нет.
- Ну так... Они не беспокоятся.
- Ты сказал им, куда идешь?
- Я оставил записку. Но им не так уж и важно знать, что я делаю.
А ему это было словно бы безразлично.
Он разыскал шашки, и они стали играть, сидя у самого огня, прислушиваясь к шуму дождя. Рут казалось, что это не она играет в шашки, что она как бы смотрит со стороны на это существо в пшеничного цвета блузке и юбке и что не ее руки передвигают маленькие красные кружочки с клетки на клетку. Джо играл хорошо и без обмана, не поддавался ей нарочно, чтобы она выиграла, и в конечном счете она не выиграла, ни разу, что, впрочем, не имело значения. Ничто не имело значения теперь.