Жорж боялся, что окажется неприятным гостем, но, когда Лиля открыла ему дверь, на ее лице не отразилось даже тени досады или недовольства. Да и удивления она почти не выразила. Сразу догадавшись, что ему плохо, ни о чем не стала спрашивать, а перво-наперво усадила за стол, угостила чаем с ватрушками.
Простое, но приятное лицо Лили в обрамлении коротких каштановых волос, крепенькая фигура в домашнем халате, внимательный взгляд зеленовато-карих глаз — все это действовало на Жоржа успокаивающе, как свет домашнего очага после холодной, темной улицы. Он хотел бы полностью излить свою душу этой милой, уютной женщине, но не мог. Груз, который упал ему на плечи, нельзя было разделить ни с кем. Из груди Жоржа непроизвольно вырвался глубокий вздох, и Лиля, помолчав, спросила:
— Что, тяжко тебе, Гоша?
— Не то слово, — ответил он, на секунду прикрыв глаза. — С тех пор, как Марины не стало, давит меня что-то изнутри. Я все думаю, что, если бы тогда был с ней рядом, то она бы не умерла.
— Это ты зря, — спокойно возразила Лиля. — Твоей вины тут никакой. Ну, а то, что казнишься, — понятно, ты ведь Марину очень любил. Я-то в курсе ваших дел. Знаю, как Эльвирка вас развела, как потом она вместе с Цегельником выжила Марину из театра.
— Да не в Эльвирке дело! — Жорж с досадой махнул рукой. — Если бы Марина хоть немного любила меня, ничего бы ни у какой Эльвиры не вышло. Вся беда в том, что не нужен я был Марине, тяготилась она мной… — Жорж вскинул на собеседницу вопрошающий и какой-то воспаленный взгляд. — Вот ты, Лиля, ты была ее единственной подругой. Скажи, она вообще любила кого-нибудь в жизни? Или вся ее страсть уходила на фильмы, на пьесы? Неужели даже в юности не случалось такого, чтоб она теряла голову? Ведь за Голснищева она вышла в двадцать один год, не мог же это быть брак только по расчету?
— Знаешь, вообще-то Марина была очень скрытной, — сказала Лиля, задумчиво глядя куда-то в сторону. — Она казалась общительной, легкой, могла рассказывать разные истории о своих поклонниках, при этом смеяться, делать какие-то намеки. Но это была артистическая откровенность. По-настоящему в свою душу она никого не пускала. Ни Евгению Константиновну, ни меня. Ты вот спросил о Голенищеве. А я, честно говоря, и сама не знаю, что у них с Виктором были за отношения. Иногда мне казалось, будто там не семейная жизнь, а какое-то перетягивание каната. Каждый тащил в свою сторону и был уверен, что только на его стороне правда. Знаю, что однажды дело у них дошло до драки. После этого Марина и подала на развод. А он потом женился на Кире Шубниковой и строил из себя образцового патриарха, главу семьи. Но, мне кажется, никого, кроме Марины, он по-настоящему не любил.