Гаррет вздохнул и пошел в ванную. Первым делом в глаза бросились кружевные женские вещички, висевшие на кране над ванной. Как раз когда он уже почти перестал о ней думать!
Так-так… Новая зубная щетка и косметика. Ты видишь? Как можно любить женщину, которая не может обойтись без косметики! Это просто немыслимо.
Гаррет выключил свет и направился к Анжелике. Целуя ее в пухлую щечку, он вдруг почувствовал себя виноватым, что не пришел раньше, чтобы пожелать ей спокойной ночи. И все из-за дурацких переживаний по поводу каких-то неведомых чувств. Раньше такое случалось, только если его срочно вызывали на поиски пропавших людей.
Он вдруг с кристальной ясностью осознал, что Анжеликино «Я люблю тебя» ему столь же необходимо, как и его любовь — ей. Это был кульминационный момент каждого его дня, перед которым мерк даже не раз испытанный им высший миг торжества, когда ему удавалось вырвать людей буквально из лап смерти.
— Старею, — пробормотал Гаррет, качая головой.
Он вышел в прихожую и с нарочито равнодушным видом прошел мимо двери, за которой спала, а может, просто лежала, глядя в потолок, Тони. Тоже небось бодрствует после трех чашек кофе.
Однако, когда он наконец лег, перед глазами тут же встала картина сегодняшнего вечера: они с Тони на крыльце, склонившись друг к другу — одна голова темная, другая яркая, как пламя, — наблюдают за котом, который поглощает с презрением отвергнутые им прежде креветки.
Приятная истома разлилась по всему телу, стало тепло и хорошо, и он заснул.
Кто-то кричал — тонко, пронзительно, надрывно.
Тони проснулась. По ушам снова резанул душераздирающий крик, от которого у нее по коже побежали мурашки.
Тони вскочила с постели, охваченная ужасом. Это же Анжелика! Плохо соображая спросонья, она схватила туфлю — все-таки какое-никакое оружие — и выбежала в прихожую.
Анжелика снова вскрикнула и зашлась в плаче. Тони ворвалась в комнату, держа наготове туфлю, и остановилась, вглядываясь в темноту. Да нет, комната пуста — только она и вздрагивающая фигурка под одеялом. Тони бросила туфлю, подбежала к кровати и осторожно приподняла край одеяла. Анжелика лежала, сжавшись в комок, из-под плотно закрытых век текли слезы. Она вся дрожала.
Тони села с ногами на постель и, приподняв странно тяжелое, словно сведенное судорогой тело девочки, положила ее голову себе на колени.
— Тише, милая, это тебе приснилось, — шептала Тони. — Страшный сон.
Тони нащупала под одеялом руку Анжелики, и детские пальцы с неожиданной силой вцепились ей в запястье.
— Мамочка, — срывающимся голосом проговорила Анжелика. — Мамочка?