— Поднимался в горы, ходил в пешие походы, иногда охотился, катался на лыжах. Я и сейчас, когда время позволяет, этим занимаюсь.
— Сплошные приключения.
— Вы так считаете? Не знаю. Мне это никогда не казалось чем-то уж очень захватывающим. У меня спокойно на душе, когда я всем этим занимаюсь. Вот как сейчас.
Что ж, хорошо, что хоть ему спокойно. Потому что у нее сердце готово выпрыгнуть из груди.
— Слушайте, — сказал он негромко. Из павильона доносилась песня «Кум-ба-я».
Тони прикрыла глаза. Далекие голоса, ее и его дыхание — и больше ни единого звука.
Они замолчали. А потом она почувствовала прикосновение его губ.
— Я весь день только об этом и думал, — прошептал он хрипло.
— Но мы же решили больше этого не делать, помнишь? Только один раз. Только…
Он прервал ее поцелуем. Такие теплые губы…
— Я не умею готовить, — сказала Тони, чуть отстранившись.
— Знаю.
— И коса у меня рассыпается.
Он хмыкнул.
— И о горах я ничего не знаю.
— Я научу.
— Но я не могу остаться!
— Почему?
Вопрос остался без ответа. Тишину прорезал пронзительный крик. Мадам Йелтси.
— Вот почему, — сказала Тони, выскальзывая из его рук.
Снова крик.
— Просто это, наверное, кот напал на ее шубу.
Тони выбралась наружу и застыла на месте. Свеча внутри погасла. Появившийся следом Гаррет сунул ей в руку огарок.
— Все равно там крыша стала подтаивать, — сказал он.
— Что? — Тони сунула огарок в карман.
— Было слишком жарко. — Они поняли, о чем идет речь. — Она знает, что вы со мной, потому и кричит.
— Она тревожится за меня.
Гаррет поднял бровь.
— С чего бы это?
— Ну, я ведь из Калифорнии. Неизвестно, как на меня подействует снег. Опять же, я из города. Неизвестно, смогу ли я жить в безлюдном месте. Я — деловая женщина. Печь домашнее печенье — это хорошо, но долго ли я смогу жить этим?
— Ну, знаешь, нам всем не суждено долго жить, если ты будешь печь печенье.
Он смеется. Так ей и надо — слишком много о себе вообразила. Он же не спросил, почему она не может остаться навсегда.
И вообще, обещать остаться навсегда человеку, которого знаешь всего три дня, — что может быть глупее? Даже если бы он спросил.
В доме снова закричали.
Гаррет презрительно мотнул головой. Тони бросила на него жалобный взгляд и ступила в снег. Он и не подумал ей помочь. Без него идти было намного труднее.
Пожалуй, теперь вообще каждый шаг ей будет даваться намного труднее. Ведь ее рука хранит тепло его ладони, губы — вкус его поцелуя, а сердце нашло то, чего ему, оказывается, так недоставало.
Тони совсем задохнулась, пока добрела до дома. Остановившись, она оглянулась. Гаррет стоял неподвижно на пригорке — темный силуэт, очерченный лунным светом. Одинокий волк.