— Я выгляжу в порядке? Я тут в воде. Я тону.
Он спустил веревочный трап и нырнул к ней.
— Хватайся за трап и выбирайся быстрей, пока одежда не потянула тебя ко дну.
— Убери от меня руки, маньяк. Ты пытался убить меня.
— Послушайте, леди, я околеваю в холодной воде, полностью одетый, и пытаюсь спасти вас. Давай, не дури, взбирайся по этой чертовой лестнице.
Стефани начала подниматься, не переставая ругаться.
— Ты толкнул меня! Мне следовало бы тебя арестовать за покушение на жизнь.
— Я не толкал тебя. Что это тебя везде все толкают? Знаешь, что я думаю?
— Не хочу знать. Не подходи ко мне.
— Ну ты и фрукт.
— Еще один шаг, и я закричу, — сказала она.
Иван скинул туфли и снял свою намокшую шерстяную рубашку.
— Опять начинаешь кричать? А между ног ударить меня не хочешь? Может, мне пару ребер сломаешь, а?
— Хорошо, что напомнил.
— Давай, давай.
Стефани посмотрела на него страшными глазами.
Иван улыбнулся.
— Ну, я жду.
— Это просто смешно!
Он зашел за переднюю надстройку и поманил ее пальцем.
— Иди сюда, Стефани.
— Еще чего! Я не собираюсь с тобой драться.
«Придумал тоже, — подумала она. — Они будут кататься по палубе, а когда выбьюсь из сил, он опять бросит за борт. Нет уж, дудки».
Она развернулась и спустилась на камбуз. Единственный фонарь тускло освещал помещение. Огонь в печи почти угас. Стефани раздула его и бросила несколько поленьев.
Иван последовал за ней и глянул на койку Эйса.
— Этот малый спит когда-нибудь в собственной постели?
— Он наверстывает упущенное с Мелоди.
— Они стоят друг друга.
Стефани разулась и стянула свитер, оставшись в намокшей футболке.
«А я, — спросила она себя. — Стою ли я Ивана Расмусена? Мне что, Стива не хватало? — Она выжала на себе низ футболки и отступила от лужи. — Два сапога — пара. Везет же мне!»
Иван разделся до пояса и взялся за ремень своих джинсов.
Стефани взглянула на него и почувствовала, как паника охватила ее. Господи, он собирается раздеться! Голый Иван Расмусен! Мечта всех женщин. Именно этого она и хотела, не так ли? Стефани с трудом сглотнула и решила, что роман — это одно, а раздевание догола — совсем другое. Тем более что он, кажется, решил обойтись без прелюдий. А что, если наброситься на него? А вдруг он опять ее отвергнет?
«Господи, Стефани, — подумала она, — ты — дура». Нет, она не станет нападать на него. Скорей всего она начнет заикаться, потеть или, того лучше, начнет выяснять отношения. Она уперла руки в бока и поглядывала на него сквозь струйки воды, стекавшие с мокрой челки.
— Что ты делаешь?
— Одежду снимаю. Если ты успела заметить, она насквозь мокрая. Мокрая потому, что я с дуру прыгнул в воду, чтобы спасти тебя. Ума не приложу, что меня толкнуло. Ты вполне способна позаботиться о себе сама. Тебя уже бросали в Хадсон-ривер, а может быть, и выкидывали с третьего этажа или волокли по полным крыс помойкам. — Он рукой согнал воду с волос. — Наверное, чертовски трудно быть в твоих глазах героем.