Борисов грустно улыбнулся:
— С тобой трудно спорить. Хорошо, согласен, лягу за пулемет. Но все равно устав есть устав. Как положено по уставу, так и буду делать — хотя бы для того, чтобы собою вас прикрывать. Если ко мне никто не сможет придраться, то и мне легче будет вас защищать от начальства. Стукачи везде есть.
Сержант коротко и зло рассмеялся:
— У нас их нет.
— Как так?
— Деньги. На базе все нужные люди на нас работают, все подкуплены. У нас стукачу лучше сразу писать завещание. А начальство все и так знает, но только то начальство, которому от успешной нашей работы сплошная выгода: награды, звания, чины, ну, разумеется, кое-кому и деньги… Вижу, хотите у меня спросить, мол, а откуда же деньги. Не спрашивайте, скоро все увидите и все поймете. Ладно, пойду, а вы отдыхайте… пулеметную позицию давно приготовили — вам. Да, вот еще что: по окрестностям советую не прогуливаться, ребята гранаты натянули вокруг — это тоже никакими уставами не предусмотрено. От кольца нити тянутся в обе стороны к кустарникам, камням. Отец Анатолий всегда часть гранат определяет на мгновенный взрыв. Поставил натяжки — и можешь спокойно спать…
Борисов лег поудобнее в тени, пожевал с наслаждением теплой воды из фляги, закрыл глаза… Он мне то тыкает, то выкает. Как это понимать? Вероятно, не встал я им поперек горла, первое впечатление произвел неплохое. До дружбы, до уважения далеко, но… Неужели я действительно через несколько часов вступлю, если повезет, в первый свой бой в жизни? Я ведь и не дрался никогда, не приставали как-то ко мне, ни на танцах, ни на блядках, из-за большого роста, наверное. Силы во мне всегда было много, вот и побаивались… Что за чушь приятная в голову лезет. А Света все-таки стерва. Ну и пусть будет стервой, подумаешь. Надо ей написать что-нибудь такое едкое и вместе с тем равнодушное.
Борисов незаметно для себя уснул. Сон ему снился приятный, сотканный из мягких нежных красок и музыки. Дышалось во сне, как на берегу моря, краски и музыка колебались, шептали ему о счастливом одиночестве. Так было хорошо, что и с собой не хотелось говорить. Из сна его вырвал холодок. Солнце ушло, свет дня еще жил, но сразу похолодевший. Поеживаясь, поглядывая на потемневшую пожухлость травы внизу, он достал из РД плотный тонкий свитер, подаренный на прощанье матерью, быстро надел его, радуясь своему знанию гор, своей предусмотрительности. Мимо прошел парень из Норильска. Как же его? Как же… да!.
— Богров, присядь-ка, хочу с тобой поговорить.
Парень спокойно остановился, спокойно сел рядом, даже не оглянулся на других, что, мол, ничего не поделаешь, приказали, сам к офицеру никогда бы не подошел. Они действительно полностью доверяют друг другу. У них, наверное, такая круговая порука, что кроме взаимного доверия ничего быть и не может.