— Вот именно.
Это был отличный повод, чтобы упомянуть о его привычке посылать потенциальных работников наверх, в кадры.
— Раз уж мы заговорили о работниках, Зак...
— Да?..
Брэнди передумала. Дискуссии этого рода лучше вести с глазу на глаз, к тому же у нее, кажется, пропала всякая охота углубляться в деловые разговоры.
— Ничего. Побеседуем об этом позже.
Зак улыбнулся, и разговор перешел на другие темы. После обеда он опять повел ее на танцплощадку. Оркестр играл одну за другой медленные, тихие, задумчивые мелодии, и Брэнди потеряла всякое представление о времени к тому моменту, когда он вдруг освободил одну руку, чтобы посмотреть на часы.
— Вам не надо выходить в последнюю смену, — пробормотала она.
Голос Зака звучал мягко и лениво:
— Вам ведь хорошо, правда, Брэнди? Магазин уже несколько часов как закрыт. Уже почти полночь.
— В самом деле?
Она смутно удивилась тому, как мало это ее волнует.
— Боитесь, что я превращусь в тыкву, когда часы пробьют двенадцать?
— Вы обычно так делаете? — Он не ждал ответа. — Дети собрались довести до белого каления бэби-ситтера, проведя всю ночь без сна, и я обещал заглянуть к ним в двенадцать, чтобы проверить, как идет сонный праздник. Хотите пойти со мной?
Она даже не колебалась.
— Идем.
Комната, из которой он вышел в начале вечера, была теперь тиха и темна. Свет падал только от ночника, стоявшего на письменном столе в углу. Это была, очевидно, комната мальчика; сам он свернулся калачиком на верхнем этаже двухэтажной кровати, под одеялом с нарисованными ковбоями. На нижнем этаже, в окружении дюжины кукол и игрушечных зверей, лежала девочка, которую Брэнди уже видела. Ее розовые щечки раскраснелись; она спала, уткнувшись в толстое, мягкое пузо мехового медведя-панды и отбросив стеганое одеяло с оборочками.
— Один — ноль в пользу бэби-ситтера, — прошептал он. — Я так и думал, что до полуночи им не продержаться.
Брэнди вгляделась в его лицо — на нем читалась нежность.
— Вы очень привязаны к ним, не так ли?
— Это совершенно особенные дети.
Он поправил напоследок ковбойское одеяло и повел Брэнди назад в коридор. В укромном уголке над лестницей он остановился и повернул ее лицом к себе.
Почти машинально Брэнди положила руки ему на грудь — чтобы сохранить некоторое расстояние между ними, как она думала. Или, может быть, чтобы ладонями чувствовать его тепло и сильное биение сердца.
Даже в тусклом свете бриллиантовая гроздь на ее левой руке сверкала. Он поймал ее руку и повернул так, чтобы видеть, как играют камни. Потом тихо сказал:
— Позвольте мне, — и снял кольцо с ее пальца. Брэнди хотела было возразить, но еще не успела найти нужных слов, как кольцо уже скользнуло на палец ее правой руки.