— А народу много будет?
— Человек пятнадцать... ну, еще мужья и жены. — И, неправильно поняв его взгляд (он-то рассчитывал на человек восемь — десять), она пояснила: — Это же не вся съемочная бригада будет — только мы, так сказать «мелкая сошка».
— Ну... прикинь там, что нужно купить и сделать, и скажи Бену.
— Да почти ничего не нужно! Все привезут с собой — кто что. Только лед понадобится и... сейчас тепло, так, наверное, мы на лужайке гриль поставим и будем там все жарить? И еще я миссис Фоллет попрошу торт с безе сделать, в прошлый раз всем очень понравилось. Как ты считаешь?
Господи, да какое ему дело?! Как будто он собирается там присутствовать! Нет уж, обойдутся прекрасно и без него! Лишь бы в кабинет и в мастерскую не совались!
Следующие несколько дней прошли «под знаком» вечеринки. Нэнси с Беном рылись зачем-то в чулане, бегали по десять раз в день на лужайку за дом, прикидывали вслух, хватит ли кабеля (интересно, зачем?!), и Ник видел из окна, как Бен убирал граблями сухие листья и жухлую траву.
Место и правда словно просилось для вечеринки: лужайка была защищена с трех сторон от ветра, на нее имелся выход и с кухни, и из гостиной, и через бассейн; половина ее была покрыта мраморной плиткой — как раз для танцев, — а половина — травой. Да и погода стояла на удивление теплая, прямо весенняя.
У самого же Ника, чем ближе подступало это мероприятие, тем паршивее становилось настроение. Он до сих пор не сказал Нэнси, что принимать участие в вечеринке не будет, — собирался сообщить в последний момент и не знал, как это сделать, чтобы она не обиделась. «Впрочем, — мелькала у него порой трезвая и невеселая мысль, — скорее всего, она вздохнет с облегчением: не придется стыдиться мужа-калеки...»
В четверг вечером Нэнси вернулась домой позже обычного — в двенадцатом часу. Ник уже начал было беспокоиться и собирался позвонить ей на сотовый, когда услышал, как лязгнули ворота гаража, и поехал к двери. Через минуту она вбежала в дом, веселая, возбужденная, как всегда сунулась к нему поцеловать — и Ник сразу, безошибочно почувствовал легкий запах спиртного. И впервые отозвались вдруг болью собственные слова: «...я не буду допытываться...»
Внезапно Нэнси отступила на шаг, вгляделась в его лицо — и, прежде чем он успел понять ее намерения, нагнулась и ткнулась наморщенным носом в его нос. Потерлась носом, как эскимос, и лишь после этого спросила, улыбаясь, но чуть удивленно:
— Ник, ты чего?!
— Ты поздно... (Если не скажет, в чем дело, — он не будет спрашивать... ни в коем случае не будет!..)