Менеджер магазина (там Пэгги какое-то время служила), настойчиво приударивший за приглянувшейся рыжеволосой кассиршей, был, например, по-своему славным парнем, отзывчивым и добрым, но… Пэгги с трудом находила с ним общие темы для разговоров, а уж признайся она в своих ночных бдениях над листочками рукописей, он наверняка принял бы ее за чокнутую и только посмеялся, посоветовав вместо глупостей всерьез заняться домашней стряпней или пойти на бухгалтерские курсы. Они внутренне оказались несовместимыми.
Мысленно своим избранником Пэгги представляла совсем не такого человека. Она мечтала о личности благородной, целеустремленной, преданной своему призванию, пусть и вполне прозаическому, мужчине, которого можно уважать и ценить за цельность натуры.
Пожалуй, идеалу отдаленно соответствовал Майкл Эндрок, и будь он помоложе или она постарше… Хотя Пэгги отдавала себе отчет, что ее расположенность к нему вызвана скорее благодарностью за благожелательность, с какой издатель помог ей, скромному новичку, попытаться выйти на трудную литературную стезю. Они стали единомышленниками, союзниками, одно это уже дорогого стоило, лирики между ними не было и в помине.
Выбрать провинциальный Элитон, где она поселилась, тоже посоветовал Эндрок. И впрямь, работалось здесь хорошо. Что же касается общества – местные молодые люди, с которыми так или иначе Пэгги знакомилась, предстали на редкость серыми и безликими.
Думала ли Пэгги встретить в Реджвуде мужчину, который произведет на нее впечатление? Да нет, конечно. Но Брюс Патерсон, если и не задел, то заинтересовал. Она почувствовала в нем нечто неординарное, особенно когда сегодня услышала о его поездке в Париж – финале любовной драмы, разыгравшейся много лет назад в Реджвуде, печальными жертвами которой, как ни странно, они оба оказались.
Ночью Пэгги долго не могла заснуть. Не давали покоя мысли о лопнувшем как мыльный пузырь союзе между ее отцом и матерью. В письме, которое она хранила в сейфе, он, помнится, сам признался: «наш брак был ошибкой». Так неужели правда, что больная женщина, запертая теперь наверху в своих апартаментах,– ее мать?.. Голова девушки шла кругом. Быть того не может, страдальчески размышляла она, родная мать – и за все годы не подать о себе весточки?.. Неужели любовь к такому ничтожеству, как старик Патерсон, сильнее долга или материнского инстинкта? Стоп, остановила себя Пэгги, он ведь не всегда был стариком и не сразу стал пьяницей! Но все равно он исковеркал ей жизнь, а заодно и многим другим, зло твердила она.