Илиада (Гомер) - страница 107
И повелитель Приам, и народ копьеносца Приама.
Гордо мечтая, троянцы на месте сраженья сидели
Целую ночь. И огни их несчетные в поле пылали.
Словно как на небе звезды вкруг ясного месяца ярко
Светятся, видные четко в то время, как воздух безветрен;
Видным становится вдруг и кругом все, — высокие мысы,
Скалы, долины; воздушный простор наверху необъятен.
На небе видны все звезды. И сердцем пастух веселится.
Столько в пространстве меж Ксанфом рекой и судами ахейцев
Виделось ярких троянских огней впереди Илиона.
Тысяча в поле пылала костров, и пред каждым сидело
По пятьдесят человек, освещаемых заревом ярким.
Белый ячмень поедая и полбу, стояли их кони,
Прекраснотронной зари близ своих колесниц ожидая.
Песнь девятая
Посольство к Ахиллесу. Просьбы
Так троянцы стражу держали. Ахейцы ж объяты
Были великой тревогой, подругою жуткого бегства.
Невыносимой печалью терзались храбрейшие мужи.
Так же, как ветры волнуют богатое рыбами море, —
Ветры Борей и Зефир, что из Фракии дуют далекой;
Сразу они налетают; и черные волны горами
Вверх поднимаются, тину морскую швыряя на берег, —
Так же и дух разрывался в груди меднолатных ахейцев.
С сердцем, терзаемым скорбью великой, ходил Агамемнон
И отдавал приказанья глашатаям звонкоголосым
Каждого мужа позвать на собранье, — всех поименно, —
Но не кричать. И трудился меж вестников сам он из первых.
Все на собраньи сидели унылые. Встал Агамемнон.
Слезы из глаз проливал он, как ключ черноводный, который
Льет с доступной лишь козам скалы свои темные воды.
Тяжко вздыхая, такие слова он сказал аргивянам:
«О, дорогие друзья! О, вожди и советники войска!
Зевс великий меня в тягчайшие бедствия ввергнул.
Прежде, жестокий, он мне обещал и кивнул в подтвержденье,
Что возвращусь я, разрушив высокотвердынную Трою.
Нынче ж на злой он решился обман и велит мне обратно
В Аргос бесславно бежать, погубивши так много народу!
Этого вдруг захотелось теперь многомощному Зевсу.
Много могучих твердынь городских уж разрушил Кронион,
Много разрушит еще: без конца велика его сила.
Ну, так давайте же, выполним то, что сейчас вам скажу я:
В милую землю родную бежим с кораблями немедля!
Широкоуличной Трои нам взять все равно не удастся».
Так говорил он. Молчанье глубокое все сохраняли.
Долго сидели безмолвно печальные духом ахейцы.
Громкоголосый тогда поднялся Диомед и воскликнул:
«Против речей безрассудных твоих, Агамемнон, я первый
Буду сражаться; в собраньях так принято, царь, — не гневися!
Храбрость мою порицал ты недавно пред ратью данайцев,
Трусом меня называл, невоинственным. Правда ли это,
Знают прекрасно ахейцы, — и юноша каждый, и старец.