Помните стражу ночную и бодрствуйте каждый на страже.
Кто ж из троянцев чрезмерно богатством своим тяготится,
Пусть соберет и отдаст для народного общего пира;
Лучше, чтоб радость такую он дал не ахейцам, а нашим.
Завтра же рано с зарей, в боевые облекшись доспехи,
Мы пред судами ахейцев возбудим свирепую сечу.
Если и впрямь близ судов поднялся Ахиллес богоравный,
Хуже придется ему же, раз так пожелал он. А я уж
Не побегу перед ним, а навстречу пойду, — и увидим,
Он ли меня одолеет, иль я его, если сойдемся.
Равен для всех Эниалий: и губящих также он губит».
Так говорил он. И криком его поддержали троянцы.
Глупые! Разума их лишила Паллада-Афина.
Гектора все одобряли, хоть он и плохое придумал,
Пулидаманта — никто, хоть совет он давал превосходный.
Ужинать сели троянцы всем войском. Меж тем мирмидонцы
Целую ночь провели над Патроклом в стенаньях и воплях.
Громкий плач между ними зачал Ахиллес быстроногий.
Другу на грудь положив к убийству привычные руки,
Тяжко стонал он, подобно тому как лев бородатый
Стонет, если охотник из зарослей леса похитит
Львят его малых, а он, опоздавши, жестоко тоскует,
Рыщет везде по ущельям, следов похитителя ищет,
Чтобы на путь набрести. И берет его ярая злоба.
Так же стонал Ахиллес, говоря меж своих мирмидонцев:
«Горе! Слово пустое я выронил в день злополучный,
Как успокоить старался героя Менетия в доме!
Я говорил, что в Опунт приведу к нему славного сына
Трою разрушившим, долю свою получившим в добыче.
Но ожидания наши не все исполняет Кронион.
Ту же нам землю обоим судьбой суждено окровавить
Здесь, в троянской стране. В отчизну и я не вернуся.
В доме отцовском не встретит меня ни Пелей престарелый,
Ни моя мать. Но земля меня здесь на чужбине покроет.
Ныне же, раз я, Патрокл, позднее спущуся под землю,
Не погребу тебя раньше, чем голову сына Приама,
Гордого смертью твоей, с доспехом сюда не доставлю.
Возле костра твоего обезглавлю двенадцать я пленных
Трои прекрасных сынов, за убийство твое отомщая.
А до того будешь так ты лежать близ судов изогнутых.
Здесь полногрудые жены троянских мужей и дарданских
Будут и ночи, и дни над тобой заливаться слезами, —
Жены, которых мы силой и длинною пикой добыли,
Как разрушали с тобой города богатейшие смертных».
Так он сказал и товарищам дал приказанье поставить
Медный треножник большой на огонь, чтоб как можно скорее
Тело Патрокла отмыли от пыли и сгустков кровавых.
Те, треногий котел на пылавшее пламя поставив,
Налили полный водою и дров под котел подложили.
Брюхо сосуда огонь охватил. Вода согревалась,
После того как она закипела в сверкающей меди,