— А почему они сообщили об этом… — встревоженно начала она.
— …чужому человеку? — сухо закончил Филип.
Ноэль поежилась. Она знала: их перемирие не продлится долго. До сей поры их объединяли тревога за Бетси и забота о том, чтобы малышка поскорее выздоровела. Теперь же Филип мог опять вступить на тропу войны.
— Не волнуйся. Мне сказала одна из сиделок, как другу семьи. Что может быть естественней? Я не посягал на твои родительские привилегии. Но, честно-то говоря, не слишком приятно стоять в сторонке и помалкивать, пока врачи обсуждают с тобой здоровье моей дочери.
Это откровенное признание содержало в себе недвусмысленное предупреждение. Однако по непроницаемому лицу Филипа трудно было понять, как далеко он намерен зайти.
— Но ты же мне ни разу ничего такого не говорил, — заметила Ноэль, нервно покусывая губу.
— Не до того было. Здоровье Бетси важнее моих чувств. Не время качать права, когда на карту поставлена жизнь моей дочери.
Ноэль покраснела. Все эти дни Филип ее поддерживал. Ей даже казалось, что пока он рядом, ничего плохого не случится, просто не может случиться.
Как легко было бы расслабиться, переложить все заботы на его плечи! Но Ноэль отчаянно боролась за свою независимость. Она столько лет прожила без надежного мужского плеча, справится и теперь!
— И что же дальше?
В устремленных на Филипа зеленых глазах читался испуг, еле заметная морщинка между бровями углубилась и проступила четче.
— Чего же ты боишься — меня или просто перемен? Любых перемен? — задумчиво спросил Филип.
— Ничего я не боюсь. И уж точно не тебя! Хотя Ноэль по несколько раз на дню мечтала о том, чтобы Филип никогда не объявлялся в ее жизни, она была реалисткой и понимала — на определенные уступки идти придется. Только так, чтобы Бетси не стала заложницей пробудившихся отцовских инстинктов Филипа.
— Какая ты хорошенькая, когда волнуешься… — произнес он, и его суровое лицо смягчилось улыбкой.
Нашел время для иронии! — разозлилась Ноэль. Я же сейчас на пугало похожа!
— Ты ведь не ожидаешь публичного признания твоего отцовства? — деланно засмеялась она.
Ее слова немедленно вызвали у Филипа вполне объяснимую реакцию.
— Я, знаешь ли, не сторонник полумер, — решительно заявил он.
У Ноэль заныло в груди. Да, с таким твердолобым упрямцем договориться добром будет трудно.
— Но я же объяснила… — начала она, от волнения покрываясь красными пятнами.
— Ну да, про семью. — Филип небрежным жестом отмел все ее доводы. — Только у меня тоже есть семья. Не хочу быть мстительным, однако… — Он помолчал, дав ей время оскорбленно вздернуть подбородок, и сказал: — Однако я вовсе не собираюсь помогать тебе выпутываться из лжи, а тем более продолжать лгать, как бы удобно тебе это ни было.