— Почему… почему ты так вульгарен? — сдавленно спросила она.
— И ты еще жалуешься? Жалуешься на то, что имеешь надо мной такую власть, какая не снилась ни одной другой женщине на свете?
— Я? — потрясенно ахнула Ноэль и поспешно добавила, тщетно надеясь, что Филип не заметил в ее голосе откровенной радости: — Ничуть я не жалуюсь!
— Иногда ты и впрямь выглядишь довольной, — согласился он. — Но знаешь, мне вовсе не кажется, будто я теряю хоть каплю индивидуальности из-за того, что целые ночи напролет не могу уснуть, мечтая о тебе.
И подумал: естественно, я теряю не индивидуальность, а всего лишь рассудок.
— Да прекратишь ты? — прошипела Ноэль вполголоса, беспомощно оглядываясь.
— Ну конечно, тебе нечего возразить, вот ты и увиливаешь от разговора.
Ноэль заскрипела зубами от злости и с отвращением покосилась на наглеца. Жажда мщения жгла ее огнем.
— Я не повезу Бетси в твоей машине, — заявила она. По крайней мере, хоть с этим он не сможет ничего поделать, если не хочет выйти из роли заботливого папаши. Ноэль почти не скрывала ликования от своей маленькой победы. — Ведь у тебя нет специального детского сиденья.
— Собственно говоря, оно у меня есть.
Филип распахнул заднюю дверцу и извлек новехонькое детское кресло.
С нарастающим разочарованием Ноэль пристально изучила крепления и застежки, но найти в них хоть какой-нибудь дефект ей не удалось. Филип молча наблюдал за ее действиями. Конечно, он может позволить себе великодушничать и не подчеркивать моего поражения, мрачно подумала Ноэль.
Бетси даже не проснулась, когда отец аккуратно устроил ее в машине.
Всю обратную дорогу Ноэль как воды в рот набрала да и Филип не пытался завести разговор. Лишь когда выбрались из машины, он нарушил молчание:
— Я сам отнесу Бетси в дом.
— Только через мой труп, — пробормотала Ноэль себе под нос, но поделать ничего не смогла.
— Зато теперь я знаю, как ты дуешься. Тоже мне, гордое достоинство и ледяное молчание! Хотела подействовать мне на нервы?
— А что толку говорить? Ты все равно меня не слушаешь.
Свободной рукой Филип обнял ее за плечи.
— Это ты не желаешь ничего слушать, — возразил он, не сводя глаз с взлохмаченной детской головки у себя на плече. — Запомни, Ноэль, мне нужна моя дочь.
— А какое место ты отводишь мне? — выпалила она, не сдержавшись, но уже в следующую секунду пожалела об опрометчивом вопросе. Уж слишком он походил на мольбу о снисхождении.
— По-моему, в предложении руки и сердца нет ничего двусмысленного. Я могу, конечно, и ошибаться, поскольку никогда раньше не делал предложений.