Петров был властолюбивым и жестоким человеком и не прощал, когда ему переходили дорогу. Кирсанов, даже не подозревая об этом, нажил в нем крупного врага. Петров сам хотел быть шефом полиции. Эта работа привлекала его, она дала бы удовлетворение его честолюбию. И вдруг вместо него Кирсанов, этот интеллигент и размазня, начальник полиции! Было отчего преисполниться ненавистью.
Петров с раздражением вспоминал минуты, когда, вытянувшись в струнку, он стоял перед своим ненавистным начальником и выслушивал его надменные и скучные нотации. А тот даже не скрывал удовольствия, выговаривая Петрову. «Сейчас в самую пору рассчитаться. Только бы подтвердил Стоянов. Но этого я заставлю, я его намертво прижму», — думал Петров, входя в здание, где располагалась районная полиция.
— Начальник у себя? — опросил он у дежурного.
— Здеся он... — буркнул полицай и, когда Петров уже поднимался по лестнице, зло добавил: — Хромая бестия... И где ж ему ешо быть?
Увидев Петрова в дверях своего кабинета, Стоянов поднялся из-за стола и, прихрамывая на одну ногу, пошел навстречу.
— Здравствуй! Что нового? — спросил он.
— Садись! — отрывисто бросил Петров.
Придерживаясь руками за поручни, Стоянов тяжело опустился в мягкое кресло и вытянул ногу с деревянным протезом.
— Слушай, — сказал Петров, присаживаясь напротив. — Слушай внимательно. И говори только правду, не то несдобровать.
— В чем дело? — насторожившись, спросил Стоянов.
— Ты составлял с Кирсановым опись на жидовское золото?
— Ну, я.
— Кирсанов хапнул там малость? — Петров впился в Стоянова испытующим взглядом.
— Было дело, — ответил тот, почесывая затылок. — Только свидетелей, акромя меня, никого нет. Пусто было в комнате. Да я и подал вид, будто ничего не видел. Не хотелось с начальством связываться. Того и гляди в дураках останешься. Я ведь эту премудрость давно усвоил.
— Какую премудрость? — не понял Петров.
— Есть такая побасенка: «Я начальник — ты дурак. Ты начальник — я дурак».
— А ты дураком не будь. Альберти уже пронюхал. Теперь в самый раз столкнуть Кирсанова, чтоб происхождением своим глаза не колол. Подлюга проклятый! — Петров стиснул челюсти, подался вперед. — Слушай, Борис. Я бы лучше с тобой работал. Накромсали б мы дел вместе. Любо-дорого. И вот тебе мой совет. Пиши рапорт ортскоменданту. Опиши все, как было. Сделаешь?
Стоянов молча кивнул, ухмыльнулся.
— Только вот думаю, как бы этот рапорт к Кирсанову не угодил? — Он вопросительно посмотрел на Петрова.
— А ты сам иди к Альберти. Расскажешь, как было, из рук в руки передашь бумагу. Не сделаешь — я доложу. Смотри, тебе же хуже будет.