Заснули они не скоро. Долго еще говорили о положении на фронтах, строили прогнозы, перечисляли товарищей, оставшихся в городе. Изредка они умолкали, прислушиваясь к далекому, надрывному гулу пролетающих самолетов. Где-то громыхали взрывы бомб.
Под самое утро за окнами пролязгали гусеницами немецкие танки.
— Новые силы подбрасывают. К наступлению готовятся, — сказал Василий. — Надо и нам собраться. Когда созовем людей?
— Кого ты имеешь в виду?
— Твоих и моих.
— Всех собирать нельзя. Мои две группы друг друга не знают. Пригласим только руководителей. Выберем штаб, командира, назначим связных, чтобы лишний раз не встречаться. Чем меньше людей будет знать о руководстве, тем безопасней.
— Я и сам так считаю, — согласился Василий. — Тогда от меня только Тарарин с «Гидропресса» и Максим Плотников. И еще Василий Лавров с котельного завода. У них у каждого свои ребята. Вот еще Каменский Юрий — муж второй сестры — наш человек. И братья Константин и Андрей. Эти все равно уже знают да и для связи сгодиться могут. Здесь и соберемся. Улица глухая, патрулей нет. А ты кого приведешь?
— Петр Турубаров с Костиковым придут и Георгий Пазон... Да! — спохватился Николай. — Если ребята из железнодорожной школы окажутся дельными, тогда и их руководителя пригласим.
— Правильно.
Николай и Василий еще не знали, что мальчиков, о которых шла речь, этой ночью пытали в подвалах школы имени Чехова. Там размещались теперь гестапо и зондеркоманда СС-10А. Только вчера двое из них были схвачены на Петровской улице в тот самый момент, когда прилепили к стене переписанную от руки листовку со сводкой Советского Информбюро. Остальных выдал провокатор, заманивший ребят в ловушку, расставленную гитлеровцами.
В руки гестаповцев попал секретарь комсомольской организации пятнадцатой железнодорожной школы десятиклассник Толя Толстов, организовавший ребят на борьбу с врагами. С ним вместе в камеру пыток угодили его друзья: Владимир Стуканев, Николай Симанько, Геннадий Лызлов, Виктор Кизряков. Последним двум было всего по четырнадцать лет. О Морозове знал только Толя, но он не назвал его фамилии.
Утром, когда Николай Морозов, попрощавшись с Василием, вышел на улицу, солнечный диск, словно огромный апельсин, висел в морозном воздухе над самым горизонтом. Николай направился в сторону вокзала в условленное место, где должна была состояться встреча с Толей Толстовым. А тот в это время вместе с товарищами стоял у обрыва Петрушиной балки, на краю вырытой ямы и под дулами автоматов в последний раз смотрел на восток, откуда поднималось холодное, не греющее солнце.