Богданов. Вы, наверное, думаете, что я сошел с ума? Не надо мне отвечать, не надо лгать. Я знаю, что вы думаете. Нет, я еще не сумасшедший. Не смейтесь, не смейтесь там, внутри себя. Вы думаете - сумасшедший никогда не знает, что он сошел с ума? Это не так. Я раньше тоже так думал. Понимаете, самое страшное, что человек знает и чувствует, как сходит с ума. Так природа устроена. Все происходит не сразу, а рывками. Поэтому я и могу сказать, что я еще не совсем, я только отправился в этот путь. (Делает паузу.) Ай-яй, как же без тапочек? Ну, да ничего - все-таки вы в некотором смысле здесь хозяин, Марк Васильевич.
Анатолий. Я не Марк Васильевич.
Богданов. Вы не Марк Васильевич, а я - не инженер Богданов.
Анатолий. Нет, нет, вы инженер.
Богданов. Не надо волноваться, Марк Васильевич. Я знаю, вы в обиде на меня за Елену. Все это очень обидно, но поверьте, бывает и хуже. Есть вещи пострашнее. (Переходит на шепот.) Страшно совсем другое. Страшно не то, что кто-то от нас уходит и мы остаемся в одиночестве. Быть покинутым - это счастье, ибо вы знаете, что с вами кто-то был раньше. А это уже не одиночество. Вы верите, что с вами раньше кое-что происходило в действительности, что возле вас был живой человек. Живой, а не как бы живой! А если никогда - вдумайтесь, никогда! - рядом с вами не было, нет и не будет никого, если вы один с начала и до конца?!
Анатолий (тоже шепотом). Не понимаю.
Богданов. Хорошо, я поясню. Только вы помогите мне - о нет, не действием, только памятью. Припомните, бывало ли с вами так: общаешься с человеком каждый день, живешь, работаешь бок о бок и вдруг выясняется, что он вовсе не тот, за кого себя выдавал?
Анатолий (тревожно). Да, было.
Богданов. Во! Так и есть, и с вами тоже, Марк Васильевич. Так я вам сейчас сообщу, в чем тут дело. Я много очень думал над этим и теперь скажу, только вам как близкому человеку скажу. Но вы не смейтесь.
Анатолий. Я не смеюсь вовсе.
Богданов. Знайте: все вокруг - дома, деревья, люди, тучи, сама земля, звезды, и даже звездные конгломераты - это все сплошная мистификация.
Анатолий. То есть как?
Богданов. Да, да, мистификация, глобальная, ужасная мистификация. Все это бутафория. (Сжимает Толину руку.) А знаете, Марк Васильевич, зачем я вас спросил, не бывает ли и с вами так? Ведь если все вокруг меня суть сплошная мистификация, то что же такое вы? А я вас спросил - будто вы тоже, как и я, обманутый, причислил вас к человекам, а не явлениям, пригласил вас - давайте, мол, поразмышляем над странностями окружающего мира, словно мы оба дотошные исследователи. Какой же вы исследователь, Марк Васильевич, вы даже и в малой степени не охвачены, как говорит профессор, высшим и средним образованием. Вы же и не нюхали этой самой материи. А я естествоиспытатель, чувствуете - испытатель естества. Я эту самую материю на собственном горбу ощущал, обонял, фотографировал. Преинтереснейшая штучка, скажу я вам! (Хихикает.) Ну, ладно, бог с ней. Хорохорюсь, а самому страшно - вдруг и правда эти детские страхи возьмут ни с того ни с сего да и подтвердятся? Иногда до того припрет - боюсь из дому выходить, вдруг все разом перестанут притворяться, будто они просто по делам идут или так гуляют, возьмут и начнут тыкать в меня пальцем и в глаза смеяться, мол, "эка мы тебя, голубчик, провели". Но теперь я не боюсь, надоело бояться. Хватит, нужно все выяснить раз и навсегда, чтоб никаких вопросов. Я почему к вам, Марк Васильевич, к вам именно обращаюсь - ведь я мог и у Елены спросить, или у Гоголя-Моголя. В конце концов, мог бы и у Доктора выяснить. Но они добрые - могут соврать. Скажите же мне прямо сейчас.