— Да ты что? — ахнула та. — Зачем?
— Да тоже вот вроде тебя извелась вся насчет любви-то. А вдруг, думаю, чистая, нежная, полюбила, голову потеряла, а я препятствую? Скажет мне: «Я люблю вашего сына. Жить без него не могу. Знаю, что у него семья, дочка, мучаюсь. Но что же мне делать? Вот вы, взрослая, мудрая женщина, подскажите мне, научите. Нет мне без него жизни». И что я на это отвечу? Ни-че-го! Разве ж против этого возразишь? И все! Аллес капут! Полный абзац.
Еще очень я боялась голос ее услышать. Тоже ведь большое дело. Иная только рот откроет — заворожит. Но опасения мои, Света, не оправдались. И голос у нее оказался нахальный, а любовь там и рядом не валялась. Я ей представилась, хочу, мол, понять, что вас связывает с моим сыном. «Вот вы, — говорит, — у своего сына и спрашивайте. А я с вами вообще разговаривать не собираюсь». И трубку бросила. Вот тебе и вся любовь.
И знаешь, Света, что я тебе скажу? Верке в этой мутной воде ловить нечего. Не отпустит его проклятая баба, пока своего не добьется, или другого найдет, покруче нашего, или надоест он ей хуже горькой редьки своей инфантильностью. Да и стоит ли он ее слез?
— Любит она его…
— Сегодня его, завтра другого. Мужика ей надо найти хорошего, вот что. Сразу все слезы высохнут.
— Да где же его найти-то, хорошего?
— Да хоть какого! Лишь бы хрен стоял и деньги были. Чтоб отошла она душой, встряхнулась. Чтоб отвлеклась от мрачных мыслей и женщиной себя почувствовала. Не брошенной, а желанной. Клин, как говорится, клином вышибают, то бишь хреном в нашем случае…
Вера поднялась со скамеечки и вышла из квартиры, осторожно прикрыв за собой дверь.
«Никого мне не надо, — думала она, шагая по вечернему бульвару к кинотеатру „Звездный“. — Никого и ничего. Только Лешку. Или я по инерции за него цепляюсь? Потому что пренебрег и отталкивает?»
В кармане завозился, зачирикал мобильный.
— Ты где? — недовольно спросила Машка.
— Иду домой, — развернулась Вера. — А ты где?
— А я уже дома.
— А где была?
— Гуляла с Дашей Кузнецовой.
* * *
Спали они теперь вместе на широком и жестком диване. Лежали, прижавшись друг к другу: Машка, нежно окутанная своим детским счастьем, и Вера, тяжело придавленная своим женским горем.
— Мусенька, ты не спишь? — сонно спросила Машка, чутко улавливая настроение матери.
— Еще нет.
— А почему?
— Слушаю тишину.
— А разве тишину можно слышать?
— Конечно.
Машка затихла, старательно прислушиваясь, и удивленно заметила:
— Ой! Она звенит!
— Это течет время.
— А чем же оно шумит, время?
— Минутки ссыпаются в Вечность и шуршат…