Не знаю, какой замысел сложился в голове у мистера Вуда; но только на следующий день мистер Биллингс, побеседовав с ним и получив от него гинею в подарок, сказал своей родительнице:
— А знаешь, матушка, если б ты была свободна и вышла за графа замуж, я получил бы дворянство. Так оно по немецким законам, мне мистер Вуд сказал, а уж он-то знает — наездился с Мальборо по всем этим заграницам.
— Точно, в Германии было бы так, — подтвердил мистер Вуд, — но Германия не Англия; стало быть, не стоит и говорить об этом.
— Бог с тобой, мальчуган, — взволнованно сказала миссис Хэйс. — Как это я могу выйти за графа? Во-первых, у меня есть муж, а во-вторых, я не пара такому знатному вельможе.
— Вот еще! Ты, матушка, достойна любого вельможи. Если б не Хэйс, я бы и сейчас был дворянином. Еще на прошлой неделе граф подарил мне пять гиней не то что этот проклятый скряга, который за шиллинг удавится.
— Если бы только скряга — а то ведь твоя мать еще и побои от него терпит. Прошлый раз, когда он ее чуть не убил, я уже готов был броситься на него с тростью. — Тут он в упор посмотрел на Кэтрин, слегка усмехаясь. Она поспешно отвела глаза; ей стало ясно, что старик знает тайну, в которой она самой себе не смеет признаться. Глупая женщина! Конечно, он знал; даже Хэйс и тот догадывался смутно; а уж что до нее самой, то с того знаменательного вечера она ни на миг об этом не забывала, ни во сне, ни наяву. Когда испуганный Хэйс предложил ей, что будет спать отдельно, она едва не вскрикнула от радости; ее мучил страх, как бы вдруг не заговорить во сне и не выдать свои чудовищные мысли.
Старику Вуду известно было все, что случилось с нею после того вечера в Мэрилебонском саду. Он это выпытывал у нее понемногу, день за днем; он ей давал советы и наставления; учил не уступать, выговорить, по крайней мере, кое-какое обеспечение для сына и выгодные условия для себя — если уж она решила расстаться с мужем. Старик отнесся к делу с философической трезвостью, сказал ей без обиняков, что видит, к чему она клонит, — ей хочется вернуть себе графа; но пусть она будет осторожна, а то как бы ей снова не остаться ни с чем.
Кэтрин все отрицала, однако же ежедневно встречалась с графом и следовала всем наставлениям, полученным от Вуда. То были разумные наставления. Гальгенштейн с каждым часом влюблялся все больше; никогда еще не испытывал он столь пылкой страсти — даже в цвете молодости, даже к самым прекрасным княгиням, графиням и актрисам от Вены до Парижа.
И вот однажды — в тот самый вечер, когда он подсмотрел, как Хэйс пересчитывает деньги в мешках, — старый Вуд решил поговорить с миссис Хэйс начистоту.