Женевьева засмеялась, очевидно представив себе это умопомрачительное видение, и ускакала вприпрыжку в кухню, столь же миниатюрную, как и она сама, напевая на ходу очередной модный шансон.
Кристель осторожно, вдоль стеночки, добралась до спальни. Первичный запал прошел, и нога начала опухать и ныть все сильнее. Врач бы не помешал в этой ситуации. Может быть, придется и рентген сделать. Ладно, там видно будет. Все же не одна в квартире. Подруга не даст пропасть. Кстати, можно попросить ее и в банк позвонить, чтобы не объясняться самой с мадам Барбару и не портить себе нервы лишний раз. И неплохо бы смастерить какой-нибудь импровизированный костыль…
Стаскивая с себя промокшие брюки, она вспомнила о сорванном объявлении и полезла в карман. Осторожно достала скомканную пеструю бумажку и разгладила ее на колене. Да, ничего удивительного, что объявление привлекло ее внимание. Все семь цветов радуги, да еще с изображением мольберта и скрещенных кистей. И содержание довольно забавное. Некто, кратко подписавшийся Ф. Р., предлагает уроки живописи на индивидуальной основе человеку, который с детства мечтал стать художником, но был лишен этой возможности.
В объявлении был указан только адрес. Без телефона и без указания времени для возможных контактов. Даже странно. Что, у него есть возможность для общения в любое время суток? Готов к приему ночных посетителей? Даже как-то настораживает. Может быть, какой-то псих из бывших художников? Талант нередко граничит с безумием. Или обленившийся маньяк-людоед, не желающий тратить время на поиски жертв, бегая за ними по городу.
Кристель тут же вспомнила о своих занятиях живописью в гимназии. У нее было неплохое стартовое начало. Быстрое и успешное изучение азов ремесла. Карандаш и освоение передачи формы, пространства, объема, света и тени. Затем столь же быстрый переход на акварель, а потом и на масло. У нее неплохо получались портреты. В родной Бургундии, во многих домах родственников и знакомых, до сих пор висят ее картины. В том числе, естественно, и в доме ее родителей.
Она даже успела написать портрет мужа, который он небрежно похвалил, а потом предложил отослать ее родителям, чтобы они всегда могли лицезреть перед собой этот «суррогат» зятя. Слово-то какое подобрал для ее творчества. «Суррогат». Это он сам оказался «суррогатом» мужчины и мужа. Как это она сразу не разглядела? Впрочем, ничего удивительного, что юная и наивная провинциальная простушка была очарована блестящим, уверенным в себе и весьма красноречивым адвокатом из Парижа. Она очень быстро оказалась в его постели, затем под венцом, с последующим переходом в положение бытовой и сексуальной прислуги… Стремительно теряя надежды и увлечения, утрачивая свое «я», уступая его требованиям, сдавая позиции… Полная переделка личности. Еще пара лет такой жизни, и она превратилась бы в зомби.