Только теперь Таран понял, отчего хриплый голос Безбожника показался ему отдаленно знакомым. Ведь это не кто иной, как главврач, пристроивший его при больнице охранником! При той самой больнице, в бомбоубежище которой сталкер жил все это время!
Похоже, хирург старого знакомого тоже не признал. Продолжал вещать вполголоса про нелегкое житье-бытье, про недоразвитого братца по кличке Живчик, который «хоть и дурак был, но потешный и не злой», а на днях умер нелепой смертью, подорвавшись на собственной растяжке...
Таран перестал вслушиваться в монотонный бубнеж. Чутье подсказывало, что Безбожник не врет и действительно безобиден, а посему убивать его, в общем-то, не за что.
– Огоньку не найдется?
– А? – сталкер рассеянно посмотрел на бандита, возвращаясь к реальности.
– Я говорю, раз уж грохнуть – не грохнул, так огня дай, – требовательно заявил Безбожник, сунув в рот самокрутку.
Похлопав по карманам, Таран вытащил зажигалку – единственное воспоминание о Глебе – и щелкнул колесиком. Однако бандит так и застыл с самокруткой в зубах, пристально глядя на трепещущий огонек.
– О! Знакомая вещица. Откуда она у тебя? – заявил он настороженно.
– Что? – перебил сталкер, медленно подойдя вплотную. – Знакомая? Ну-ка, давай поподробней...
– У братца моего, калеки безмозглого, такая же была. Он в тот день только и делал, что с зажигалкой носился! Пока в растяжку не угодил... Как сейчас помню, с безделушкой этой тело мортусам и отдали... Эх, жалко Живчика. Он ведь с виду совсем пацан был. Рожа мужика, а тело детское...
Сердце Тарана прыгнуло раз, другой и застучало в бешеном ритме. Страшась ложной надежды, он схватил бандита за грудки.
– Так где, говоришь, брат твой зажигалку надыбал?
Безбожник слегка опешил от такого напора, но, услышав в голосе наемника стальные нотки, заговорил скороговоркой:
– Дык у парнишки одного выменял! Пахан мальчонку работорговцам продать хотел, а братец мой покойный по доброте душевной ему сбежать помог. Так ему, видать, зажигалка глянулась, прикинь? И ведь не дотумкал своим умишком, что просто отобрать ее может!
Исковерканное взрывом тело Живчика, недоразвитого калеки, – вот чьи останки Таран принял за сына. Теперь все встало на свои места. В душе у сталкера творилось что-то невообразимое. Мысли путались. «Живой! Живой!» – гремело набатом в голове. Предположения, одно фантастичней другого, мелькали бешеным калейдоскопом.
Вот только вряд ли Глеб мог так просто расстаться с единственным напоминанием о погибших родителях. На кону стояло нечто большее, чем свобода... Но что? Хотя об этом можно и после подумать. Сейчас надо было спешить.