В поисках Марселя Пруста (Моруа) - страница 20

. Позже Пруст прочитал Ренувье, Бугру и Бергсона, но своим учителем всегда считал Дарлю, и именно Дарлю дал толчок его долгим размышлениям об ирреальности чувственного мира, о памяти и о времени, каковыми и являются "Поиски утраченнного времени".

Существует одно письмо от госпожи Адриен Пруст своему сыну, который, без сомнения, покинул лицей еще до распределения наград: "Бедный волчонок не слишком-то многого добился в лицее. Никаких наград, кроме второго места по математике. Чуть-чуть не дотянул до высшей награды, затем до похвального листа по философии и по физике. К счастью, он выше этого. Я встречалась с господином Жалю, директором. Он мне заявил: "Ваш сын может смело сказать, что снискал уважение своего преподавателя! Я беседовал с Дарлю, и он говорил мне о нем в таких выражениях!.." Госпожа Пруст, должно быть, была плохо осведомлена, поскольку в списке награжденных лицея Кондорсе Марсель Пруст значится как получивший почетную премию по философии[22].

Она тогда находилась в Отёе, у своего дяди, а Марсель гостил у друга в Фонтенбло. В своих письмах мать и сын говорили в основном о том, что читают. "Я только что отправила тебе посылочку. В ней "Деревенский кюре", "Шуаны", "Юлий Цезарь"[23], все из ч. з. (так они называли читальный зал). Уж постарайся все вернуть... Целую тебя тысячу раз со всей нежностью, накопленной за неделю. Будь умницей, дорогой малыш..." Тем временем сама она читала Лоти, Севи-нье, Мюссе ("Фантазио", "Причуды Марианны") и "Мопра" Жорж Санд. Марсель разделял с матерью вкус к прозе Жорж Санд, "которая дышит добротой и душевным благородством", равно как и к романам Толстого. По поводу прочих авторов они расходились: "Я ничего не хочу тебе говорить, малыш мой, о своем чтении, потому что вся принадлежу госпоже дю Дефан, а ты, похоже, восемнадцатым веком пренебрегаешь..."

Даже на расстоянии она продолжала его опекать. Госпожа Пруст своему сыну: "Занимался ли ты? В каком часу встаешь? А ложишься?.. Мой бедный волчонок, я ведь так не люблю черствости в людях, и вот сама дошла до того, что готова пожелать тебе скорее это, чем впадение в чересчур нежную меланхолию. "Сударь, вы не могли бы сделать ее немножечко "немой"? Не твою меланхолию, потому что она изъясняется очень хорошо, но тебя самого, ведь тебе так нужно сделать свое сердце менее чувствительным и нежным..." Марале Пруст своей матери: "Моя чудесная Мамочка... Сегодня утром, встав пораньше, я был в лесу вместе с Лота. Ах! Мамочка, как же я был неправ, не делая этого раньше, но теперь часто буду делать. Погода с самого начала была прекрасная, солнечно, прохладно, и в конце концов я стал смеяться от радости в полном одиночестве; мне доставляло наслаждение дышать, вдыхать запахи, двигаться. Как когда-то в Трепоре или Илье, в год Огюстена Тьерри -и в тысячу раз лучше, чем мои прогулки с Робером. К тому же "Женитьба Лота" еще больше усилила это приятное ощущение - словно я выпил чаю; я читал ее в траве у маленького озерца, фиолетового в полутени, местами в пятнах лившегося сверху солнечного света, заставлявшего блистать воду и деревья. "В блеске и волшебстве того часа". Тогда я понял, или, вернее, ощутил, сколько чувств выражает это очаровательное стихотворение Леконта де Лиля. Опять он!"