Она подняла тревожный взгляд, ожидая ответа. Но Лоренцо смотрел на нее, не моргая, его агатовые глаза не выражали никаких чувств.
— Я хочу сказать… я…
Это опасное молчание лишало ее дара речи. Лоренцо был похож на охотящегося кота, который следит за мышью, ожидая подходящего момента, чтобы выскочить из засады. Ее и без того напряженные нервы напряглись еще сильнее, ожидая, что сейчас в нее вонзятся страшные зубы и острые когти.
— Конечно, когда мы поженимся, ты не будешь…
На эту фразу он ответил.
Лоренцо внезапно вскочил с кровати и навис над Джесс как башня. В его черных глазах горела ярость.
— Когда мы поженимся? — повторил он, очень похоже передразнивая каждое сказанное ею слово. — И что же, моя милая Джесс, заставляет тебя думать, что тебе грозит такая участь?
В мозгу Джесс тут же зажужжали тысячи злобных пчел, а глаза заволокло такой пеленой, что она перестала видеть смуглое лицо Скарабелли. Голова закружилась, и Джесс упала на подушки, прекрасно понимая, что если бы она стояла, у нее подкосились бы ноги. Казалось, из ее тела ушла вся кровь; она лежала на кровати как марионетка с перерезанными нитками.
— Но я думала…
Голос сорвался и изменил ей; пришлось проглотить комок в горле, чтобы продолжить. А Лоренцо все это время стоял рядом и буравил ее таким взглядом, словно хотел прожечь насквозь.
— Я хочу сказать… мы… мы ведь хотели пожениться. И теперь, когда мы снова вместе, вполне естественно, что я подумала…
— Ты ошиблась. — Эти лаконичные слова обрезали ее сбивчивый лепет как стальная бритва. — Это вовсе не входило в мои намерения.
— Ошиблась?
Он не мог сказать этого. Должно быть, она ослышалась! Наверно, у нее в мозгу что-то замкнулось. Она не могла поверить услышанному.
Джесс сделала глубокий вдох, села и расправила плечи. Пора было объясниться начистоту.
— Не путай меня, Лоренцо, это слишком важно. Ты знаешь, что я имею в виду. Мы были обручены. Ты любил меня, я любила тебя, и вполне естественно было предположить, что мы захотим продолжить начатое. Если ты вернулся, значит, все еще хочешь жениться на мне. Это же ясно!
Ее словам ответило глубокое молчание. Джесс чувствовала, что тонет в нем. Горло сжалось так, что она с трудом дышала. Сердце колотилось в груди, кровь стучала в висках как гром.
— А мне совсем не ясно, — наконец сказал Лоренцо. — Из сказанного тобой это вовсе не следует. Боюсь, что ты сильно заблуждаешься, оценивая ситуацию таким образом.
Его тон говорил, что Скарабелли использовал оборот «боюсь» только для красного словца.
— Чтобы между нами не оставалось никаких недомолвок, позволь назвать вещи своими именами. Я вернулся, потому что желал тебя. Ничего больше. Едва я снова увидел тебя, как понял, что не смогу жить, если ты не станешь моей. Вот что я чувствую к тебе, а все остальное — лишь твои домыслы, продукт слишком развитого воображения. А напоследок еще одно слово…