— Нет никакой необходимости, — сказал он. — И никакой нужды.
Он произносил слова, будто бросал гарпун, этот большой, грубо вылепленный человек, и Джейн поймала себя на том, что пристально смотрит на него. Оба они молчали, его темные глаза изучали ее лицо, в то время как она отчаянно пыталась подобрать слова, чтобы ему ответить.
— Здесь есть сила, — наконец выговорила она и чуть не добавила: «Сила, тянущая наверх».
— Здесь есть суровость, — ответил он. — Море не допускает ошибок, а земля не отказывается ни от чего. Здесь ничего не прощается. Здесь все дается тяжело, даже слезы. И человек не может спрятаться ни от чего и ни от кого, даже от самого себя.
— Вы думаете, что именно за этим я приехала сюда — чтобы спрятаться от чего-то?
Он не ответил, но твердо посмотрел в ее глаза.
— Вы настолько вросли в это место, что не замечаете красоты в его суровости, — сказала Джейн.
Она увидела, как лицо его тронула мимолетная печальная улыбка, и удивилась тому, как обаятельна она была.
— Я способен видеть красоту, — сказал Феррис Дункан. — И я понимаю эту красоту очень хорошо. Это суровая красота, это то, что остается после того, как все смывается прибоем.
— Но она есть. Она существует.
Улыбка появилась снова, такая же короткая.
— Да, она настоящая, — сказал он. — И я вижу вашу красоту и вижу, что она тоже настоящая. Она способна осветить ночь, но она — не для этой земли.
— Что вы имеете в виду? — спросила Джейн.
— Чертополох зацветает тогда, когда увядает ландыш, — сказал он. — В вашей красоте нет жесткости. Вы — мягкая земля и тихие, затененные места, как, может быть, берег ручья в лесной долине.
— Вы ошибаетесь, — сказала Джейн, слыша неповиновение в своем голосе и надежду в этом неповиновении.
— Возможно, — сказал он без улыбки, но чувствовалось, что он совсем так не считает.
Он повернулся и, собрав сети и поплавки, закинул их в лодку. Быстро запрыгнув в нее, он укрепил поклажу, а затем снова спрыгнул на песок. Неожиданно она почувствовала, что не хочет, чтобы он уходил. Этот суровый мужчина, который отсчитывал каждое слово, имел в себе все, что она надеялась здесь для себя найти.
— Вы уходите? — спросила она, и он остановился, держась за нос лодки.
— Енох ждет меня на мысу. Мыс — там, внизу, не сажать же мне его в вашей бухте, — сказал он, и в его голосе и глазах появилась неожиданная твердость.
— Что вы имеете в виду? — спросила Джейн.
Глаза Ферриса Дункана потемнели.
— Вы странная, — сказал он. — Может быть, вы действительно не знаете.
— Не знаю что? Почему мистер Уэзерби должен был вызвать меня? Нет, я не знаю, — сказала Джейн.