«Что я люблю тебя, — подумала она. — Что я существую!»
— Что у меня есть какой-то выбор! — выпалила она вслух.
— Неврастеничка! — рявкнул он. Наступило враждебное молчание. — Слушай, — предложил он наконец с решительным видом. — Поедем покатаемся.
Хоть и исполненная мятежного духа, Роза не могла устоять против этого предложения, как собака не может отказаться от прогулки. Она, словно оранжерейное растение, чахла без свежего воздуха. Алек запихнул ее в «ситроен» и захлопнул дверцу. Автомобиль сорвался с места и помчался по неровной дороге, что шла от дома, а затем свернул на дорогу, идущую вдоль берега. Профиль Алека казался вырубленным во льду. Роза осознала, что он собирается снова читать ей нотации. Реальная близость еще одной ссоры заставила ее занервничать.
Он резко затормозил в пустынной части побережья, выключил мотор и подошел к дверце, чтобы помочь ей выйти, проделывая это с той формальной, врожденной вежливостью, какую продемонстрировал некогда в поезде, вытащив ее чемоданы. Он жестко взял ее руку в свою.
— Я часто приезжаю сюда, чтобы думать, — сказал он, добавив со значением. — Видимо, море действует успокаивающим образом.
Они подошли к самой воде и, сняв обувь, побрели по мокрому, гладкому песку.
— Я здесь для того, чтобы выслушать еще одну проповедь? — нахмурилась Роза.
— Какая проницательность! По крайней мере, ты не сможешь убежать, пока я не закончу то, что намерен сказать — если ты только не захочешь отправиться домой пешком.
— Ну, так давай уж поскорее, — невежливо буркнула она.
— Прежде всего, я не думаю, что ты способна была воспринимать мои слова в ту ночь в Париже, так что я собираюсь повторить все это еще раз, немножко по-другому. Я отказываюсь быть намеренно непонятым.
Мой опыт общения с женщинами не слишком успешен. Я настоящий поросенок-шовинист, и хотя в душе верю в равенство полов, то, как полагаю, это означает, что я еще вдобавок и лицемер. Уверен, что мне нет необходимости дальше распространяться по этому поводу. Я не хочу, чтобы показалось, будто я бахвалюсь, в чем ты, несомненно, меня обвинишь. Достаточно сказать, что все мои любовные связи сгорали сами собой под звуки колоратурных встречных обвинений. Женщины обвиняли меня в том, что я вижу в них лишь объекты секса, и до сегодняшнего дня были правы. Я тоже был прав, потому что все эти леди только на это и годились. Когда я привез сюда тебя, это было сделано искренне, поскольку я хотел кое-чему научить тебя. Я не мог просто так уехать из Уэстли и понадеяться, что ты сама сможешь все постичь. У тебя есть талант, но тебе не хватало энергии, напора, самопонимания, тебя нужно было растягивать, толкать, подгонять. Все равно, как если бы я обнаружил лежащий в сточной канаве необработанный алмаз.