Не желая беспокоить Филиппу, Роза остановилась в маленькой гостинице возле Викторианского вокзала, решив, что на следующее утро, в воскресенье, у нее будет достаточно времени, чтобы разыскать свою новую подругу. И лишь когда ее внезапно поразило смущение, что она вот теперь здесь спит на незнакомой кровати, далеко от своей привычной постели в Монтраше, она разразилась конвульсивными рыданиями, которые ее гордость держала в узде весь день. Она представила себе, как Алек теперь один в доме, как он спит в той громадной, с высоким потолком, аскетичной спальне, которую она как-то раз тайком обследовала, пока он работал наверху в студии. В ней, этой спальне, строгой, мужской, ничто не отвлекало взора от большой, двуспальной кровати. Она представила, как он лежит там, терзаемый памятью о ее наготе. Иголки страха кольнули ее измученную душу. Один ли он там?
Алек, вероятно, вел нетипичную для него целомудренную жизнь в течение нескольких недель, нянчась с ней. И вот теперь он освободился от своих обязанностей няньки и, вне всяких сомнений, станет искать забвения от разочарований без малейшего промедления. Память Розы перескочила назад, к портрету в парижской квартире, о котором он не захотел говорить. Вероятно, он любил эту белокурую, голубоглазую, загадочную красавицу. Она подумала о Монике и других, подобных ей, что всегда были готовы угождать ему. «Красивых женщин много, по паре на грош», — сказал он тогда.
Ее беспокойные мысли перелетели к пастели, которую он нарисовал с нее. Она не привезла ее с собой, и, слава Богу, он не напомнил о ней. Ей нравилось думать, что он был рад оставить ее себе на память. Роза ерзала и ворочалась. Завтра она перестанет о нем думать. Всякий раз, поймав себя на этом, она будет больно щипать себя. Кажется, это называется аверсионная терапия. Бедная Роза, хватит ли на тебе места для всех щипков?
В одиннадцать часов Роза позвонила Филиппе. Она подозревала, что та всегда поздно встает, и хотя на этот раз Роза решила подражать ей, сон слетел с нее уже на рассвете. Она, конечно же, не собиралась появиться у нее просто так, без предупреждения, ведь там мог находиться Найджел — или его преемник, — и ей не хотелось прерывать их утреннее любовное томление.
Голос на другом конце провода вовсе не походил на голос прежней жизнерадостной Филиппы. Это было подавленное, нерешительное, почти робкое «алло», словно она ожидала какого-то неприятного звонка.
— Фил, это я, Роза. Я вернулась.
Неожиданно Филиппа судорожно зарыдала.
— О, Роза, как я рада, что это ты. Можешь приехать ко мне прямо сейчас?